Владимир Науменко - Космияне. Часть 1

Мы идём дорогой, которая имеет много изгибов. Мы не знаем всего многообразия мира, но приближаться и осмысливать, чтобы правильно понять его относительность, мы обязаны, – это велит нам наше жизнь и наше познание. Так и сейчас я не могу сказать, что исследования в ИКИ меня удовлетворяют, они очень медленны и подчас настолько неточны, что приходится начинать работу сначала…

Преподаватель ещё долго размышлял вслух, в своём сообщении он коснулся и тайны кочевого племени догонов с Западной Африки. Аборигены никогда не знали классификации звёзд, но поэтично воспевали тройные звёзды Сириуса. Он упомянул и о теории блуждающих в околосолнечном пространстве сгустков солнечного вещества, так называемых плазмоидов; не забыл рассказать и о возможности падения на Атлантиду короткопериодичной кометы, по неизвестным причинам отклонившейся от орбиты следования. Он с особым чувством в голосе рассказал о тайне апокрифической книги Еноха, – её подарили Джеймсу Брюсу слушатели Аксумского собора Святой Марии. Желдин поведал студентам о тайне вознесения на небеса ветхозаветных пророков Елисея и Илии, о видениях мистика Якоба Бёме и духовидца Эммануила Сведенборга, пророка Иезекииля. Пророчества Заратустры и его последователей также стали предметом обсуждения на этой встрече. Не был забыт и мёртвый тангутский город Хара-Хото. Учёный представлял аудитории разнообразные гипотезы, в них чувствовалась попытка создателей разгадать тайну зарождения жизни не где-нибудь в созвездии Волосы Вероники, а на едва приметной, на арене сотен миллионов других миров планете Земля. Он смело размышлял о её эволюции в драматических и благоприятных аспектах; о появлении человека, об органических соединениях на планете и так далее.

С интересом прослушав не совсем обычное выступление, аудитория рукоплескала астрофизику Института Космических Исследований Всеволоду Максимовичу Желдину, чья более чем сорокалетняя деятельность базировалась на кропотливом изучении избранной науки. Большая эрудиция, огромное терпение и мужество, активная воля к познанию тайн своей науки, и наконец, человечность в общении с кем бы то ни было, снискали Желдину уважение коллег и студентов. Он понимал, что наука невозможна без споров. Ему особенно нравилось спорить со студентами, ответы и ошибки которых не давали исследованиям повиснуть в воздухе, превратиться в окаменелости мёртвых фразеологизмов. Он всегда был в форме, и учебный процесс преподносил так, что пользовался заслуженным авторитетом одного из оригинальных лекторов вуза. Поздним вечером, удаляясь за пределы ИКИ, он медленным шагом направлялся домой, где было одиноко, и где всё же появлялись приятели и близкие люди. Каждый день Всеволод Максимович, спеша на работу и вечером уходя домой, проходил аллею тополей, ровными рядами посажённую у ИКИ. Он останавливался возле каждого, с интересом наблюдая за молодым деревцем, в шелесте его листьев усматривая яркую и сочную жизнь, идущую по своим законам. Всё отражалось во всём: деревья, город, камни, эта аллея и небо. Вообще город N был городом загрязнённым. Явления смога уже вызывали у горожан чувство недовольства, и они, решив бороться с мэрией за чистый воздух, стали сами принимать все меры по его фильтрации. Желдин любил поразмышлять, гуляя на природе. Сжатое пространство кабинетных стен не могло нарушить гармонию его мыслей, и он, чтобы побыть наедине с самим собой и со всем миром, любил выезжать за город, в лес, где прислушивался к голосу покачивающихся белоствольных тополей и берёз, – вследствие такой терапии он немного освобождался от всего, что стесняло его в лаборатории. Сделанное им открытие ни на минуту не покидало его. Он бредил им, ходил за ним, как за малым дитём, интуитивно предчувствовал необыкновенное, которое вот-вот должно было пасть на него. Он не знал, как оно проявится, но понимал, что это должно произойти не сегодня, так, завтра, и внести какие-то новые черты в его космическое мировидение.

«С чего начнём? С результатов, чтобы докопаться до причин. Так что же выходит? Мы не уникальны во Вселенной?» – наедине с собой Желдин, наблюдая за галкой, клюющей хлеб в кормушке, углубился в свои мысли. – «Мир не есть пространство одних землян, он существует и для других. Вот и физики говорят о том, что всё, что есть во вселенной, есть результат вибраций струн в десяти измерениях. Не изучена и тёмная энергия, что характеризуется величиной энергии вакуума. Именно она является причиной ускоренного расширения вселенной. Я давно догадывался, что одиночество землян есть вызов молчанию галактик. Что-то движет нами, но что? Хаотичное движение атомов не может составлять мироздание, нужна логическая последовательность его объяснения! Неужели, какая-та космическая субстанция генерирует наши идеи в строго заданные формы? Абсурд, а может быть, и правда? Мы познали сравнительно малое количество объектов во Вселенной, чтобы выносить вердикт о своей исключительности в ней. Ещё никто не в силах понять свою жизнь в её предназначении, всем она представляется по-своему, и не все видят в ней смысл, а лишь биологическое путешествие тела изо дня в день, упуская из вида главное, – умение жить сообразно своему духу. А что, если наша жизнь есть проводник каких-то неземных идей, экспериментов, которые должны обустроить нашу галактику в соответствие с Высшим Космическим Императивом?! Что же есть мы, в таком случае, – безвольные и подопытные формы органического бульона, или же „создания божественного провидения“? Как же в таком случае найти основания для утверждения землян на качественно ином уровне собственного, человеческого самосознания? Вопросы и вопросы. Где же выход?»

Рассуждая, таким образом, Желдин не заметил, как наступили сумерки. Он удвоил свои шаги из леса. Едва держась на ногах, он прохожим покинул аллею, на фоне которой виднелся ночной город. Шагнул в темноту и вздрогнул, увидев вынырнувшую со стороны тротуара тень, мгновенно исчезнувшую из поля зрения. За ним кто-то следил! Желдин остановился, прислушиваясь к звукам темноты. Вокруг было тихо, лишь тусклый свет Луны оживлял засыпавшие кварталы. Судя по лицу, он решил, что увидел наяву мыслеформу, она могла непроизвольным путём возникнуть из глубин сознания. Успокоившись, он пошёл домой.

«Но мыслеформы не могут превращаться в тени!» – от этой мысли, что только что пришла ему в голову, он не на шутку перепугался. Неизвестный встревожил его, и в эту ночь он ощутил на себе непонятный пресс, давящий на него силой своей неизвестности. Но для беспокойства повода уже не было. Тень канула в черноту звёздной ночи, и Желдин, находясь во власти грёз о далёкой космической цивилизации, поспешил к подъезду. Во многих квартирах его двора было светло и шумно, в подворье играли подростки, гуляли молодые, сплетничали старухи, а ему по возвращении домой предстоял ряд наисложнейших вычислений и расчётов в естественнонаучной области, куда направлялась сила его мысли. Он не мог прийти в себя от самого факта выявленной за собой слежки.