Антон Ильин - Мир Дженнифер

Тут Платон заметил неточность в документе. Касалось это пустяка, но пустяка такого свойства, который смог бы легко впоследствии перерасти в серьезную проблему, сделав недействительным все соглашение целиком. Кэрол напутала с датой. На что Платон и указал ей, подвигая документ поближе, чтобы она могла увидеть ошибку.

– Плато, май дир 13 13 Мой дорогой (англ.) , тут все виерно, – сказала Кэрол, нацепив смешные, ромбообразные очки, чтобы внимательно посмотреть на дату. – Дата верный!

– Кэрол, ну как верная? Посмотрите: тут двадцать первое апреля две тысячи первого года… – Платон ткнул пальцем в верхний правый угол.

Кэрол настороженно посмотрела на Платона, но потом улыбнулась.

– Вы шутник, Плато! – сказала она и погрозила указательным пальцем, мол, нехорошо смеяться над пожилой женщиной.

– Обождите, Кэрол, – продолжил настаивать Платон, – тут просто надо поставить единичку и двоечку после нолика. Видите?

Женщина взяла контракт в руки, чтобы поднести текст еще ближе к носу.

– Ви хотеть сказывать, что сейчас две тысячи двенадцать, не ноль один?

– Конечно! – уверенно ответил Платон.

– Плато, дарлинг, сейчас ноль один год, не один два…

Опять где-то на улице послышался протяжный стон. Кто-то из посетителей ресторана громко захохотал. У кого-то бесшумно упала на пол салфетка. Кто-то запел «Выходила на берег Катюша». Эта песня напомнила Платону последний вечер, когда он видел свою бабушку, которая умерла, не дожив до нового тысячелетия всего несколько минут. Неописуемый ужас сковал тогда его тело. Такой же страх настиг его и сейчас. «Только не паникуй! Только не паникуй!» – повторял он про себя, чтобы хотя бы как-то себя успокоить и предотвратить паническую атаку, волны которой уже почувствовал. Платон медленно поднялся. Он сильно побледнел, ноги его предательски задрожали.

– Извините, Кэрол! – сказал он, когда женщина испуганно посмотрела на него.

– Вам плохо?

– Нет… нет-нет… все в порядке, просто мне надо идти… Уже поздно. – Платон попытался вежливо улыбнуться, но улыбка вышла так себе. – Было очень приятно с вами познакомиться, Кэрол.

– Ну хорошо! Я вас понимать. Завтра давайте созваниваться, общаться, разговаривать. – Сказав это, Кэрол протянула Платону свою руку, тонкую и всю в веснушках.

Пожав ее, Платон направился к выходу. Он делал глубокие вдохи и выдохи, ступал осторожно, чтобы не упасть. Мимо проплыла хостес, она улыбнулась ему, и по губам он прочитал: «До свидания!» Гардеробщик с усами перегнулся через стойку и весь вытянулся, как бы пытаясь напоследок хорошенько рассмотреть необычного гостя. Платон толкнул тяжелую дверь и вышел на улицу.

Он сразу же понял, что это не его две тысячи двенадцатый год. Понял он это по машинам. Мчась по Садово-Триумфальной, они выдавали другое время – время начала нулевых. От таких открытий у Платона закружилась голова. Он облокотился о какое-то дерево и, сильно взволнованный, стал смотреть на происходящее, как турист, который только-только осознал, как безнадежно заблудился. Снова послышался стон. Платон поднял взгляд в апрельское небо, навстречу каплям холодной мороси. «У-у-у-уах-х-х», – гудело в небе. Когда этот вой, скорее похожий теперь на сирену, смолк, Платон набрался смелости и двинулся дальше.

В принципе, все было нормально. Люди как люди. Такие же, как и в двенадцатом году. Вот компания подростков – два парня, две девочки – идут куда-то, что-то обсуждают и громко смеются. Вот стоит наркоман-попрошайка у магазина продуктов. Магазин тот же, что и в его времени, только до ремонта, а попрошайка этот, наверное, давно умер, решил Платон. Вот женщина лет пятидесяти с косынкой на голове выходит с сумками из магазина и, раскачиваясь от их тяжести, словно гусыня, двигается ему навстречу. Вот мужик в синих трениках и серой фуфайке что-то кричит в трубку мобильного телефона. Платон отметил, что это старая пузатенькая «Моторола-раскладушка» – очень популярная в то время модель сотового телефона. У него самого была точно такая же. Весьма оживленные, несмотря на позднее время суток (кажется, было уже за полночь), улицы тогдашней Москвы окружали путешественника во времени и водили вокруг него хоровод, как своего рода изящный знак внимания: мигалки проносились с воем, фары мерцали стоп-сигналами, ярко горели неоновые вывески, парусами раздувались и раскачивались на холодном ветру рекламные перетяжки.

Тут Платон вспомнил, что у него в кармане лежит телефон. Он быстро вытащил его и нажал на кнопку. «Работает!» – обрадовался Платон. Ему стало гораздо легче. Он бережно и с осторожностью, словно в руках лежал новорожденный младенец, разблокировал экран «Самсунга». Дата верная: 21.04.2012. «Слава богу!» – выдохнул Платон и сразу открыл рот от удивления.

На экране светилось смс-сообщение: «Привет, дорогой! Я Дженнифер. Я скоро заберу тебя домой. Не нервничай так сильно! И ничего не бойся! Я Дженнифер. Я приготовила тебе сюрприз. Научись доверять себе. Я Дженниффффррр». Не успел Платон что-то подумать, как упала новая эсэмэска: «10». Затем «9» и сразу «8». Платон стоял в знакомом переулке. Он растерянно осмотрелся и узнал свой дом. «Ого! Как же быстро я до него добрался!» Еще одна – на этот раз «7».

Фасад старого дома украшали три маскарона. Головы хищных зверей, залитые лунным светом, со злобой смотрели в упор на прохожих. «6». Платон понимал, что, когда закончится обратный отсчет, Дженнифер сдержит обещание и вернет его назад, домой. «5». Он быстро открыл видеокамеру и по наитию принялся снимать все подряд: припаркованные и проезжающие «Мерседесы», «Вольво», «Ниссаны», «Жигули» и «Волги». «4». Стал снимать дома, окна. Голые, пока что без листвы тополя. Прохожих. Парикмахерскую, что напротив его дома. Дворовых собак, бегущих маленькой стайкой по мокрому от дождя тротуару. «3». Платон повернул камеру к себе. Лицо бледное, в глазах застыл испуг. «2».

Завыла сирена. Она выла сильнее обычного.

– Сейчас одиннадцать часов ночи, – кричал Платон, – двадцать первое апреля две тысячи первого года. Мое имя Поленов Платон Викторович, родился…

«1;)». Платон замолчал, уставившись на цифру и подмигивающий смайлик рядом с ней. Он уже ничего не слышал, кроме злобного воя сирены. Все вокруг таяло, становилось смазанным, нечетким, мир завертелся пестрой каруселью, в глазах помутнело. Платон упал на колени и выронил телефон. Сразу вернулся сильный запах сырости. На этот раз его вырвало, и к запаху сырости примешался запах рвоты, разбавленный шампанским марки «Кристалл». «Наверное… шампанскому нельзя… туда… обратно, – подумал Платон. – Не оттуда ж… оно!»

Платон сделал глубокий вдох, нащупал дрожащими пальцами телефон и, убедившись, что он его положил в карман, сразу же куда-то провалился. И то был совсем не обморок…