Валерий Сабитов - Ошибка Фаэтона. Книга первая. Цитадель

Барт Эриксон, ведущий тележурнала «Мир и наука» государственной телекомпании Сент-Себастьяна «Независимость и прогресс», утром четвёртого дня после ночной сенсации, прибыл на своём стареньком «Бьюике» в рыбачий посёлок Нью-Прайс. Предусмотрительно оставив в машине телекамеру, диктофон, пиджак и галстук, демократично закатав рукава белой рубашки, он осмотрелся и отправился по домам рыбаков.

Берег тих и пустынен. Лодки кособоко покоятся на песчаных ложах, сети висят на растяжках, в море никто и не собирается.

Первая же встреча показала Барту: его собратья здесь хорошенько потрудились, и местное население выработало иммунитет к гостям из любопытного города. Все как один упорно не слышали его вопросов о золотом дожде, тумане или морских цветах.

Отсутствие производственной активности рыбаки объяснили немногословно и непонятно: наступил плохой период, надо переждать. Никто не посмотрел ему прямо в глаза, не предложил чашечку кофе или просто воды. В воздухе витали испуг и настороженность.

Контраст в восприятии одного и того же события обитателями асфальта и людьми моря поразил Эриксона. Восставшая из мрака прошлого легенда о золотых людях, решил он, больно задела чувствительные сердца людей, непосредственно связанных с природой и зависящих от неё. Обойдя десятка два домов, ничего не выяснив ни у рыбаков, ни у их жён или детей, журналист решил было плюнуть на свою затею и возвратиться в город, как увидел на берегу одинокую фигуру.

Рыбак лет пятидесяти, с лицом, изборождённым глубокими морщинами, спокойно сидел у лодки и чинил сеть. Неторопливые уверенные движения, твёрдый взгляд, – всё говорило о том, что этого человека всеобщая скрытая паника не затронула.

Эриксон подошёл ближе, пожелал рыбаку здоровья, назвал своё имя и присел рядом на пустую канистру, не заботясь о состоянии брюк. Несмотря на ответное молчание, он понял, что рыбак оценил его непосредственность и продолжил:

– Я не привык и не хочу вам лгать. Вы угадали, я журналист. Из телевидения. Но здесь не по служебному заданию. Всё, что вы мне расскажете, не выйдет на экран или газетные страницы. Достаточно ли обещания?

Рыбак поднял голову и посмотрел на Эриксона спокойным, но тяжёлым взглядом.

– Тогда зачем вы здесь? – голос его был твёрд, с преобладанием низких глуховатых тонов.

– Мне самому надо разобраться. Не знаю что, но что-то внутри тянет меня к этой тайне. Мне хорошо известно: когда происходит что-нибудь важное, мои коллеги только запутывают дело. Мне же хочется добраться до правды. И не ради сенсации.

– Какую правду вы хотите отыскать в Нью-Прайсе? – рыбак ничем не показал, что принял откровенность Эриксона.

– Я обошёл половину посёлка. В море никого, на берегу вы единственный. Все заперлись в домах и молчат. В душах людей поселился ужас. Откуда? Неужели старая сказка о каком-то заколдованном дожде способна так запугать людей? Людей, которые постоянно рискуют жизнью! Ведь это простое совпадение…

Старый рыбак опустил сеть на песок, не торопясь раскурил сигарету, выдохнул синеватый клуб дыма. Воздух вокруг Эриксона сразу же потерял ватную вязкость, он услышал шорох моря, катящего по влажному песку, ощутил приторно-горький запах оставленных ночным приливом водорослей. Стало уютно, будто он вернулся в детство, в дом своего отца. Он непроизвольно вздохнул и остановил широко раскрытые глаза на красно-коричневой крепкой руке; большой и указательный пальцы сжимают сигарету. Рука с сигаретой была неотличима от другой, оставшейся в памяти.

Оглядев прищуренным взглядом Эриксона, рыбак докурил сигарету, затушил окурок об осколок раковины и сказал, всё так же спокойно, делая резкие паузы между короткими фразами.

– Совпадение… Я Ирвин Кронин. Я прожил долгую жизнь. Но никогда не видел столько журналистов. Сколько за последние три дня. Неужели им всем находится работа в Сент-Себастьяне?

– Всем, – улыбнулся Барт, – Некоторые из них… Из нас, – поправил себя он, – получают баксов за год больше, чем вы за свою жизнь заработали. В моём ведении научный тележурнал, мне платят не так уж много.

– Поверьте мне, Барт… Я правильно запомнил ваше имя? – Эриксон кивнул, – Поверьте моему чутью. Бросьте вы это дело. Оно не для вас. Ни к чему хорошему оно не приведёт. Вы не из тех, кто относится к жизни легко.

– Всё-таки не совпадение, – улыбнулся Барт; предупреждающие слова человека, так похожего отдельными чертами на его отца, сняли остатки напряжения, – Всё-таки вы что-то знаете, – Он вспомнил, что именно на рыбака по имени Кронин ссылался Джимми Козловски в своей нашумевшей статье.

– Я знаю то, что знают все. Но, – вы правы, – страх сковал людям язык. С этим ничего не поделать. Изматывающий труд. Неуверенность в завтрашнем дне… Так из года в год. Городу нужна рыба, а не мы. Вы не знаете, что это такое. Тяжёлые мысли не проходят бесследно, они делают характер. Золотой дождь, – не причина страха, а повод.

Кронин впервые произнёс вслух запретные в посёлке слова. А Эриксон поразился философской глубине рассуждений простого, наверняка не очень грамотного рыбака.

– Я понимаю вас. Поверьте, я знаю жизнь таких, как вы, потому что родился и вырос в семье рабочего. Мой отец трудился на рыбозаводе в Сент-Себастьяне. Три сестры, я младший. Отец сделал всё, чтобы дать мне образование и освободить от кабального труда. Долг мой перед ним неоплатен. Десять лет я на телевидении, пять лет его нет с нами. Мама и сёстры живут нелегко. Чтобы мне заработать столько баксов, сколько им нужно, требуется сменить работу. Стать вором, рэкетиром, или бизнесменом удачи, нацепить тяжёлые очки и пёстрый галстук. Но я всего этого не могу, что и мучает… В городе живётся не легче, чем в вашем посёлке. Алкоголь, наркотики, бандитизм… У вас люди чище. Жаль, всё меньше остаётся таких посёлков, как Нью-Прайс.

Кронин внимательно посмотрел в потемневшие глаза Эриксона, молча выкурил ещё сигарету. И снова мир вокруг Барта изменился. И всё то, что только что занимало его, стало лишним, ненужным. Остался только добрый, давно знакомый голос, сотворённый самим морем. То же море смотрело на него синими глазами напротив.

– …Всё живое началось с дождя. Золотой он был или обычный, – не так важно. Мой дед был вождём племени навахо. Он говорил со мной обо всём. Индейцы навахо тогда думали иначе, чем сейчас, иначе, чем белые люди во все времена. Я – не белый человек. Но уже и не индеец. Дед говорил и о золотом дожде. Те, кто прячется в домах посёлка, не слышали его слов. Увидеть золотой дождь, – к счастью. А если ты оказался в море рядом с ним, – не мешай ему. Торопись на берег. Тогда он не тронет…

– Редкие события помнятся долго, – заметил Барт, – Расскажите мне о дождях.