Ллойд Морган - Битый снег

Контракты заключались трех типов: малый, средний и долгий.

Малый контракт – на три года службы. Средний – на пять. Долгий – десять. Чем более долгий срок оговорен в контракте, тем больше бонусов предоставляло государство.

Именно поэтому многие добровольцы, отслужившие малый контракт почти сразу перезаключали договор с империей на десять лет.

Разумно, почетно и чертовски выгодно.

Правда, был один маленький минус: империя, по сути, безостановочно воевала с пауками, поэтому существовал вариант того, что контрактника могли попросту убить в любой момент.

Но это – мелочи.

Ранним утром последней недели ноября, в здание столичного военкомата вошел молодой человек, полный решимости пройти контрактную службу в рядах вооруженных сил. Молодой человек был высок, статен и черноволос. Одет он был в комбинезон аэрогрузчика (эту практичную одежду ему подарили на прощание ребята из гавани), на груди черного комбинезона красными буквами было вышито имя – «Лем». На правом рукаве – красная девятилучевая звезда с силуэтом дирижабля внутри, эмблема аэрогавани.

Военкомат изнутри был сер и скучен, однообразие стен пытались развеять пестрые агитационные плакаты, рекламировавшие прелести прохождения службы по контракту. На одном был нарисован плечистый детина с огромной дубиной в руке. Одной ногой он стоял на земле, другой – попирал груду битого стекла. На красной рубахе у него была вышита эмблема – кулак, бьющий точно в центр трескающейся снежинки. Надпись на плакате гласила: «ТЯЖЕЛАЯ ПЕХОТА – мы обломаем паукам жала!». Численность тяжелой пехоты в последнее время свели почти к нолю – их заменили егери.

Рядом висел плакат, на котором не менее плечистый всадник стремглав несся куда-то, дико вращая глазами и издавая некий громогласный боевой вопль. Надпись: «Наши кони потопчут их хребты!».

На другой стене висел плакат с нарисованными усатыми мужиками. Они ухмылялись и опирались на пушку. То была, конечно, артиллерия. Надпись гласила: «Попробуй подойди!».

И так далее.

Не менее скучным был и вахтер (Лем не знал, как правильно называлась должность этого человека): грузный мужчина без правой ступни (на его ногу был надет специальный ортопедический башмак-протез с кучей железных деталей и, почему-то, шпорами), носивший старую форму какого-то невнятно-выцветшего цвета.

Новый образец формы подразумевал камуфляжную расцветку у всех родов войск.

Лицо «вахтера» покрывала сеть шрамов разной давности, а его глаза, холодные и равнодушные, будто говорили Лему: «Ну давай, удиви меня. Щегол».

– Доброе утро! – бодро поздоровался Лем. Его визави неторопливо достал из недр своей формы бронзовый портсигар, выбрал одну сигарету, лениво сунул ее себе в пасть, так же неторопливо прикурил от спички и выдохнул клуб дыма в лицо Лему. Лем решил изменить модель поведения. – Отлично, вот и поздоровались. Скажите-ка мне, уважаемый, где тут у вас найти достаточно компетентного человека, чтобы заключить с ним договор о прохождении контрактной службы?

У вахтера от услышанного брови медленно поползли вверх. Он молча ткнул пальцем куда-то себе за спину и продолжил невозмутимо курить.

Лем присмотрелся и увидел на стене небольшую табличку. Надпись на ней гласила: «Для ознакомления с правилами прохождения контрактной службы – дверь налево. По всем прочим вопросам – дверь направо».

Лем пошел налево.

За дверью, что вполне логично, его поджидала огромная очередь из тех, кто тоже хотел пощупать своей волосатой лапой влажное вымя имперских инвестиций в оборонную отрасль.

Лема передернуло от такой ассоциации.

Первым делом, Лему выдали бланк для ответов на общие вопросы. В конце бланка была пустая строка, под которой чернела надпись «я принимаю эти условия и согласен пройти все должные медицинские процедуры».

В числе прочего, на бланке говорилось о том, что если Лем будет уволен за какой-то проступок из рядов вооруженных сил Империи, то он пожизненно лишается права на повторное заключение контракта. Так же, там говорилось, что он согласен добровольно и безоговорочно подчиняться всем вышестоящим по званию людям, вне зависимости от их гендерной принадлежности, а так же возраста (бывали случаи, когда за серьезные заслуги совсем еще молодые юноши и девушки получали солидные награды и высокие звания). Так же, подписывая контракт (сам лист с написанным на нем контрактом Лем увидит только после прохождения медицинской и психологической комиссии), Лем признавал, что добровольный разрыв контракта (без учета серьезных обстоятельств, перечисленных в пункте 6.8 2 2 Возникновение серьезной конфликтной ситуации с другими военнослужащими, требование срочной опеки над одним или несколькими родственниками, оставшимися без попечителя, возникновение серьезных проблем со здоровьем, личное распоряжение императора или одного из членов правящей семьи, отъезд в другое государство или иные, оговоренные со старшим офицером, причины. ) так же ведет к невозможности повторного прохождения контрактной службы рекрутом.

Лем все это внимательно прочел, обдумал, и поставил подпись в соответствующем месте.

И началось…

День был не просто длинным – он, казалось, растягивался в вечность. Дважды.

Лем сбился со счета – он не помнил, сколько врачей уже «прошел». Его осмотрели снаружи с ног до головы, сбрили все волосы (даже на ногах и в подмышках), снова осмотрели, заглянули во все отверстия, взяли стакан крови из различных точек на теле, несколько раз ударили маленьким молоточком по коленям (один парень, стоявший в очереди перед Лемом, чуть не полез драться в ответ), слили все виды отходов жизнедеятельности в стаканы различного объема, заставили плевать дохлым сверчком (один из тестов у психотерапевта), демонстрировали разноцветные кругляшки и квадратики, какие-то картинки, кляксы, цветочки, фотографии, всерьез интересовались его мнением об увиденном, шептали прямо в ухо и из дальнего угла комнаты, морили голодом (ненамеренно), заставляли приседать, подтягиваться, прыгать и отжиматься.

Помимо всего прочего, Лему задавали каверзные вопросы («В левой руке у вас ведро емкостью пять литров. В правой руке – ведро, емкостью двенадцать литров. Сколько у вас всего ведер?» и т.д.), заставляли читать вслух и считать, пересказывать и сочинять…

Вечером, усталого и почти безжизненного Лема загнали в какое-то помещение складского типа, заставленное низкими койками. Из полусотни добровольцев первый день отбора осилили две дюжины человек.

Через полчаса после того, как последний доброволец растянулся на кровати, всем дали порцию не очень вкусной еды, о названии которой Лем не успел даже задуматься – так был голоден.