Дмитрий Кружевский - Искатель: Искатель. Потерянный. Бродяга. Возвращение (сборник)

– Это невероятно, – наконец пробормотал он. – Я всегда считал, что она просто новая модель боевого андроида, к тому же она так ловко расправилась с одним из них, не считая нескольких наемников.

– И это тоже, – император жестом отослал секретаря прочь.

– Но, мой господин, я все же не понимаю…

– Гены, – коротко бросил император. – Все дело в генах.

– Вы хотите сказать…

Император покачал головой.

– К сожалению, я стар, и никакие генные примочки мне уже не помогут.

– Но тогда зачем?

Император несколько минут внимательно смотрел на Томано, затем ответил:

– Она должна была стать матерью для будущих наследников, а затем умереть, чтобы сохранить эту тайну. А тот из сыновей, кто унаследовал ее гены и способности, унаследовал бы и мой трон.

– Но разве нельзя вырастить такую же? – удивился Мацуто.

– К сожалению, нет, – покачал головой правитель. – Во-первых, Курозаки не оставил записей, во-вторых, даже ему удалось вырастить жизнеспособный экземпляр лишь после десятка годов напряженной работы, и если бы не его чертово человеколюбие и совесть…

Мацуто выходил из дворца несколько ошарашенный. То, что задумал император, было несколько необычно. Действительно, если детям передадутся свойства матери, то род императора станет поистине бессмертным – этакая раса божественных сверхлюдей. Томано покачал головой. Если этим воспользоваться как надо, то, возможно, и сам Мацуто войдет в число приближенных этой новой расы, а значит, получит толику их могущества, а может… Томано нервно оглянулся и постарался поскорее выкинуть мелькнувшую мысль из головы.

Четыре года жизни в академии пролетели практически незаметно. Первые месяцы девушка постоянно боялась, что, несмотря на все уверения Дорнера, ее либо вышлют из системы, либо отыщут имперские охотники. Однако месяц шел за месяцем, а ничего подобного не происходило. Мало того, постепенно Лаймалин все больше стала осознавать, что земляне отличаются от имперцев не только своей необычной техникой, жизненным укладом, но и моральными принципами. Куратор не зря тогда сказал что в «Искателе» своих не бросают. Этим непривычным для нее лозунгом был буквально пропитан весь дух академии, это же им постоянно, как бы невзначай, вдалбливали на лекциях и практических занятиях. И через год Лайм была уверена, что, случись какая неприятность, ее новые друзья, а если понадобится и вся мощь академии, придут на помощь. Это было непривычно. Воспитанная в другой среде, культура которой основывалась на клановых традициях, где все личные интересы чаще всего были принесены в жертву служению главе клана и императору, где существовала строгая иерархия, а каждый неверный шаг сурово карался, где жизнь рядового гражданина ничего не стоила, она вдруг оказалась в мире, где даже клонов ставили в один ряд с обычными людьми, в мире, который давно позабыл, что значит война, бедность и эпидемии, в мире, где окружающие готовы в любую минуту прийти тебе на выручку. Конечно, девушка понимала, что слишком идеализирует этот новый для нее мир, увы, и в нем было много своих противоречий, бед и горестей, но Лайм старалась видеть лишь хорошее.

К сожалению, было и плохое. Отношения с ребятами из ее отделения как-то не сложились. Нет, ребята вели себя вполне дружелюбно и постоянно поддерживали девушку. Просто Лайм постоянно чувствовала между собой и ними некую дистанцию, однако, почему она возникла, девушка понять не могла. Возможно, это произошло из-за некоторой разности в культурах или из-за ее отчужденности поначалу, а возможно, и из-за ее происхождения. Лайм знала, что некоторые воспринимают ее как жертву опытов и жалеют, были и такие, которые считали ее некой разновидностью необычной биологической машины, а это раздражало больше всего. Как бы там ни было, между ней и другими членами группы возник невидимый барьер, который она так и не смогла разрушить, несмотря на все свои попытки. Что уж тут говорить о личных отношениях.

Иногда, сидя в одиночестве в своей комнате, она с грустью думала, может ли она вообще любить кого-либо, или все ее чувства всего лишь результат заложенных в нее программ? Отец сделал ее из мертвой материи, скрестив с живой плотью, – но дал ли он ей душу? Кто она такая или что оно такое? Не проще бы было вернуться в Империю и, отдавшись в руки ученых, сгинуть в глубинах секретных лабораторий? Но приходил новый день, и девушка, погрузившись в круговорот студенческой жизни, забывала свои мрачные думы до следующего вечера.

А потом начались полеты, и Лайм, с детства мечтавшая о небе, отбросила все свои тяжкие мысли, полностью погрузившись в обучение. Управление земными машинами несколько отличалось от того, которое использовалось в Империи, но незначительно, поэтому девушка, имевшая уже приличный опыт полетов, намного опередила своих сокурсников.

Больше всего ей понравился «Волк». Быстрая, стремительная и очень маневренная машина, с по-мужски суровым характером, буквально влюбила в себя Лайм. Целыми днями девушка готова была пропадать на аэродроме, копаясь во внутренностях своей «стальной» птицы, или, выбив разрешение, носиться в ней над бескрайней тайгой, пока в шлемофоне не раздавался строгий голос диспетчера, заставлявший возвращаться назад.

На втором курсе она больше времени проводила на аэродроме, помогая Лунину в обучении кадетов, чем занималась со своим отделением. Видя это, Дорнер лишь качал головой, но не вмешивался, а вскоре решением командора Майера Лайм была выведена из состава студентов и переведена на службу в академию в качестве помощника инструктора с присвоением ей лейтенантского звания – так началась ее служба.

Как бы там ни было, Лайм вскоре стала одним из лучших пилотов, и ее довольно часто стали отправлять на различные задания, но вот все попытки Дорнера определить ее в рабочие группы спасателей проваливались. Если честно, Лайм сама не могла понять, почему она не уживается с другими членами группы, тем более что ребята, работающие в них, чаще всего ей нравились. В результате, как-то незаметно для самой себя, Лайм стала одиночкой, но от этого заданий меньше не стало, наоборот, в последний год она вообще забыла, когда у нее был свободный день. Домой, в выделенный для нее коттедж, она возвращалась лишь под вечер, уныло оглядывала свое запущенное жилище и, включив «вирт», уходила в просторы электронного мира. Но, как ни странно, девушка все чаще ловила себя на мысли, что такая жизнь ей нравится, правда, иногда становилось так тоскливо, что хотелось уткнуться лицом в подушку и тихонько скулить от одиночества. Тогда Лайм просто еще больше старалась погрузиться в работу, ибо только так чувствовала, что нужна окружающим ее людям.