Гарри Гаррисон - Стальная крыса идет в армию

Мортон смотрел на меня, как на чокнутого. Я огляделся и увидел, что лежу на тонком матрасе, брошенном на пыльный пол. Я написал пальцем в пыли: «Тихо – могут услышать», дождался, когда лицо Мортона прояснится, и стер слова.

– Но сейчас мне неохота травить байки. Где мы?

– В большом здании посреди города, захваченного войсками. Здесь теперь штаб или что-то в этом роде. Пока меня сюда вели, я заметил много военных.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Мы оглянулись на дверь. В камеру вошло несколько военных полицейских с винтовками, за ними – Зеннор, с повязкой на шее и жаждой мести в глазах.

– Да, теперь-то ты можешь меня не бояться, – с ухмылкой произнес я, обведя взглядом полицейских, державших нас на мушке.

Зеннор подошел и ударил меня ногой в бок. Корчась от боли, я прохрипел:

– Какие мы смелые – бить лежачих…

Зеннор отвел ногу для удара, но передумал и, вытащив пистолет, прицелился мне в переносицу.

– Уведите второго. Оставьте нас одних. Принесите стул.

Полицейские быстро выполнили приказ: вытолкали за дверь Мортона, внесли деревянный стул в камеру и благоговейно поставили его под начальственный зад. Зеннор медленно сел, не выпуская меня из-под прицела. Заговорил он после того, как снаружи заперли дверь.

– Я хочу знать, как ты сюда попал и как тебе удалось выследить меня. Выкладывай.

«Почему бы и нет?» – подумал я, потирая ушибленный бок. Выдумывать не было ни сил, ни желания. Легче рассказывать все как на духу. С некоторыми поправками, разумеется.

– Ладно, расскажу. Мы с тобой распрощались на Спайовенте, когда ты продал нас в рабство. Это очень суровая планета, малопригодная для стариков вроде Епископа. Он умер, и за мной остался должок.

Зеннор, поправив повязку, прорычал:

– Дальше!

– А дальше почти нечего рассказывать. Несколько войн, убийство, пытка – обычные дела. Спасся я только благодаря Космической Лиге. Я был арестован и попал на Стерен-Гвандру, там бежал из-под стражи и напал на твой след. Ведь ты допустил большую ошибку.

– Что за чушь?

– Это не чушь, капитан Гарт. Помнишь, ты подсунул одной девчонке наркотик и выдал ее полиции?

– Это несущественно.

– Для кого как. Для Бибз – существенно. Она теперь на свободе, и прежде чем мы с ней расстались, я узнал, где тебя искать. Вот и вся история.

Зеннор смотрел на меня, гладя пальцем спусковой крючок. Я старался не глядеть на пистолет.

– Не вся. Выходит, шпион, высадившийся в бухте Мархавено – это ты?

– Да. И мне не составило труда проникнуть в твою бестолковую разгильдяйскую армию, и расти в чинах, пока не представился случай схватить тебя за горло. Просыпаясь по ночам в холодном поту, вспоминай о том, что я запросто мог тебя пристрелить. Ну что, будешь стрелять, или ты пришел сюда поиграть с пистолетом?

– Не подзуживай меня, щенок! Ты, конечно, умрешь, но с большей пользой для нашего дела. После суда, на котором тебе и твоему помощнику предъявят обвинения в нападении на вышестоящее начальство, самовольном присвоении офицерского звания, разглашении военной тайны. Затем вас расстреляют. Публично.

– И чего ты надеешься этим добиться?

– Я надеюсь убедить упрямых туземцев в том, что наши слова не расходятся с делами. Это трусливое, бесхребетное стадо без боя отдало свою планету, а теперь оно жалобно блеет, требуя ее обратно, и отказывается работать, пока мы не улетим. Если они сейчас же не вернутся на рабочие места, город будет парализован. Но твоя смерть заставит их одуматься.

– Интересно, как?

– Очень просто. Они увидят, что я не бросаю слов на ветер. Сначала мы расстреляем тебя, потом возьмем заложников и убьем их, если остальные не уступят.

– Ах ты, ничтожество! Подонок! Зря я тебя не прикончил, когда была такая возможность!

– Но ведь не прикончил, – усмехнулся он. И выстрелил, когда я к нему бросился.

Пуля меня не задела, но выстрел оглушил. Я упал, и на меня обрушился град ударов. Наконец, Зеннор перестал меня пинать и остановил полицейских, пришедших к нему на помощь.

Я встал на четвереньки и посмотрел на него сквозь красный туман.

– Вымыть и переодеть. Второго – тоже. Через два часа суд.

Что случилось потом – не помню. Я очнулся, когда Мортон стаскивал с меня куртку.

– Оставь. Я сам. – Моргая, я уставился на чистую форму рядового, лежащую на стуле. Такой же мундир был на Мортоне. Я сбросил на пол окровавленную куртку, стащил сапоги и брюки.

Сапоги. Сапоги? Сапоги!

Мои губы растянулись в довольной ухмылке.

– Ты знаешь, что скоро суд?

Мортон мрачно кивнул.

– Сколько осталось времени?

– Около часа.

Я сунул руку в правый сапог, нащупал тайничок в каблуке. Около часа? Ну, за это время мы далеко уйдем. Сейчас достанем отмычку, отопрем дверь, проскользнем в коридор и растворимся в безликой толпе солдат.

Но, увы, этому прекрасному плану не суждено было осуществиться. Отмычки в каблуке не оказалось.

– Зеннор велел передать тебе странные слова, когда ты сунешь руку в сапог, – сказал Мортон, – «Дельце не выгорит». Я ничего не понял, но он сказал, что ты поймешь.

– Понял, – со вздохом произнес я и принялся одеваться.

Через час за нами пришли, заковали в цепи и потащили на суд. Естественно, мы с Мортоном не испытывали ни малейшего желания участвовать в этом дурацком шоу, но не было и другого выбора. Нас проволокли по коридору и лестнице на улицу. Там под злобные крики и лязг оружия заставили подняться на помост, сооруженный специально для спектакля. Все было готово: судьи, конвой, клетка, горнисты и толпа горожан вокруг помоста. Толпу, судя по оцеплению, собрали силой. Несколько горожан (все седые или лысые) сидело в креслах на помосте, среди них я заметил Стирнера. Увидев меня, он поднялся и подошел к клетке.

– Капитан, что они хотят с вами сделать? Мы ничего не понимаем…

Я ушам своим не поверил.

– Вы говорите на эсперанто?

– Да. Один из наших ведущих лингвистов разыскал в библиотеке учебники этого любопытного языка, и многие освоили его за ночь, дабы облегчить общение с…

– Немедленно усадите старика! – рявкнул Зеннор. В этом спектакле он, разумеется, отвел себе роль прокурора.

– Что здесь происходит? Я ничего не понимаю! – восклицал Стирнер, когда его тащили прочь от клетки.

Начался суд. Каждый раз, когда Стирнер и его друзья пытались протестовать, горнисты трубили что было сил. Я клевал носом и получал за это пинки. Мортон сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Я не слушал судей до тех пор, пока нас с Мортоном не заставили подняться.

Зеннор зачитывал приговор:

– …тяжестью неопровержимых улик. Поэтому осужденные будут отправлены в камеру до восьми часов завтрашнего утра, откуда доставлены на место казни и расстреляны.