Кшиштоф Борунь - Грань бессмертия (сборник)

— Но… Ничего страшного не произошло, — пытался я его успокоить. — Еще ничего не известно. Сначала прочтите книгу…

Он прикрыл глаза.

— Идите и возвращайтесь, — сказал он уже почти спокойно.

Когда я подошел к месту эксгумации, гроб был опущен и рабочие прикрывали могилу досками. Профессор Гомец, уже без фартука, диктовал что-то протоколисту, а его ассистент убирал инструмент. Рядом с ним на земле стоял закрытый металлический цилиндр. Кастелло отдавал какие-то распоряжения сержанту полиции.

Я подошел к де Лиме, который прислушивался к тому, что диктовал профессор, а так как тот вскоре кончил, мое любопытство могло быть наконец удовлетворено.

— Куда вы девались, сеньор адвокат? Вы уже знаете результаты? — воскликнул де Лима, увидев меня.

— Мне пришлось заняться священником. Бедняга ослаб. Ну как наши эксперты?

— Опасения полностью подтвердились! — сказал де Лима с плохо скрываемым удовлетворением.

— Значит, это не Браго?

— Браго. Несомненно, он. Дело в экспериментах! Бедный Хозе!.. С ним поступали, как с подопытным кроликом. Правда, еще нет окончательных результатов, но в принципе выводы однозначны. Остались только дополнительные исследования. У профессора здесь нет необходимых условий и всего инструмента. Поэтому он забирает череп в лабораторию.

— Это займет несколько дней, — добавил Гомец.

Я взглянул на цилиндр и почувствовал неприятную спазму в желудке.

— Уверены ли вы, профессор, что это были эксперименты, а не неизбежные медицинские процедуры? — спросил я немного погодя.

— Абсолютно. Да это же сразу видно. Если бы вы посмотрели, что они с ним вытворяли… Чудовищно!.. Впрочем, могу вам показать, — он подошел к цилиндру и уже потянулся к крышке, но я успел воспротивиться.

— Благодарю вас… Нет, нет, я не хочу… Я верю вам на слово.

Профессор снисходительно усмехнулся.

— Нервишки сдают. Однако предупреждаю, что в качестве адвоката и представителя обвиняющей стороны вам придется ознакомиться хотя бы со снимками.

Под утро меня разбудил телефонный звонок. Я поднял трубку, проклиная в душе изобретателя телефона и того, кто, потеряв совесть, звонит ко мне в такую рань.

Однако уже первых слов было достаточно, чтобы сон как рукой сняло. Звонила Катарина.

— Прости, что поднимаю тебя с постели, но позже нам не удастся связаться, а дело очень срочное. Утром позвонишь или лично придешь к де Лимам и скажешь, что ты отказываешься вести их дело. Если хочешь, можешь помочь найти другого адвоката. Сделай это спокойно, без шума… Впрочем, ты это умеешь.

Я был совершенно ошарашен требованием.

— Но… это невозможно. В полдень я как представитель де Лимы должен официально внести иск против института Барта.

— Значит, ты его еще не внес? — обрадовалась она. — Ну так и не вноси. Это сделает за тебя твой преемник.

— А если они не согласятся? Я обязан в течение двух недель с момента извещения оказывать помощь клиентам.

— Никто не может тебя заставить. Я думаю, у тебя есть серьезные основания отказаться…

— Но почему такая срочность? Что я скажу де Лиме? В чем дело?

— Очень просто: ты против обвинения профессора Боннара в недозволенных экспериментах над Хозе Браго. Ты не веришь, что профессор виновен.

— Ха! Именно теперь-то у меня и возникли сомнения в его невиновности. Вскрытие показало, что на Браго экспериментировали. Профессор Гомец — авторитет. Уж не говоря о том, что это человек честный, заслуживающий доверия.

— Это не имеет никакого значения, — голос Катарины звучал странно равнодушно.

— То есть как не имеет значения? Что ты говоришь? — возмущенно воскликнул я.

— Не нервничай. Это действительно не имеет никакого значения. В конце концов, ты можешь хотя бы немного доверять мне? — я почувствовал в ее голосе нетерпение. — Сегодня же узнаешь все. В полдень ты поедешь в Пунто де Виста… Не исключено, что придется заночевать в институте. Нам надо о многом поговорить. Быть может, профессор Боннар поручит тебе вести дело Браго.

— Я не смогу принять такое предложение. Закон запрещает вести дело противной стороны. К тому же это идет вразрез с этикой…

— Может, ты и прав, — вздохнула Катарина. — Это моя инициатива, а я, увы, не знаю законов. Боннар не зря сомневался. Но так или иначе, будь сегодня в первой половине дня в Пунто де Виста.

— Я ничего не понимаю, и это все меньше мне нравится…

— Слушай внимательно. Поезжай к Альберди и дождись там Марио. Возможно, он придет не сам, а пришлет своего дружка, сельского сорванца Игнацио. Впрочем, настоятель его хорошо знает. Альберди скажешь, чтобы он не волновался о племяннике. Если он не придет сам, ты встретишься с ним в институте у Боннара. Марио или Игнацио скажут, как туда добраться так, чтобы тебя не заметили люди да Сильвы. Вот и все.

Меня начинала раздражать бесцеремонность Катарины.

— Не уверен, должен ли я вообще встречаться с Боннаром, даже если откажусь вести дело де Лимы.

— Знаю, профессор вел себя с тобой не очень вежливо, но это недоразумение. Он готов принести извинения!

— Не в том дело. Я связан профессиональной тайной.

— Могу тебя уверить, что ни я, ни Боннар не собираемся выпытывать доверенные тебе семейством де Лима секреты.

— У меня могут быть серьезные неприятности!

— Будут, если позволишь де Лимам и дальше водить себя за нос, — холодно сказала она.

— Пока что этим занимаешься ты! И самое скверное — я не знаю, к чему ты клонишь.

— Приедешь — узнаешь.

— Оправдалась твоя гипотеза?

— Нет, нет, — поспешно возразила она. — А сеньору де Лима спроси при случае, что произошло с рукописью романа «Башня без окон». Интересуюсь ее реакцией.

— Ей богу, не знаю, что мне делать…

— Прежде всего выспаться!

Катарина повесила трубку.

Совет был правильный, но осуществить его было трудно. Слишком много сомнений посеял этот разговор, чтобы я мог после него заснуть. Лишь после семи меня сморил нервный неглубокий сон, как это обычно бывает, когда с волнением ожидаешь того, на что не можешь повлиять.

Проснулся я около десяти. Сильно болела голова. Охотнее всего я никуда бы не ехал, но, разумеется, мое желание в счет не шло… Поэтому я только принял душ и позвонил де Лиме, сообщая о своем визите. Трубку прдняла сеньора Долорес. У нее было отличное настроение, она что-то говорила об отце Алессандри, о возвращении Марио домой, но либо ее речь была слишком сумбурной, либо головная боль не давала мне уразуметь, что же она хочет сказать.

По пути я заехал в бар выпить кофе. Рядом у стойки мужчина читал газету. Я глянул ему через плечо и чуть не уронил чашку — на первой странице сверху через всю полосу шел огромный заголовок: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ИНСТИТУТЕ БАРТА», а под ним буквами поменьше: «раскрытое спустя шесть лет» и «Известный писатель Хозе Браго в течение многих месяцев подвергался бесчеловечным экспериментам».