Андрей Валентинов - Аргентина. Квентин

© А. Валентинов, 2017

© М. С. Мендор, художественное оформление, 2017

– Словно смерть, неотвратима, – зрите! – близится она, с вечной сорвана орбиты, титаническая твердь. В небесах горит зловеще фиолетовый огонь – беззаконная планета мчит Земле наперерез.

– Хороша страшилка выйдет, разойдется на ура. Как же станем мы Погибель Фиолетовую звать?

– Пусть Погибелью и будет, для обложки в самый раз.

– Нет, не так, иначе надо. В маске Смерть явилась к ним, незаметно подобралась в сонме пыли и комет. Значит, имя – по контрасту, без намеков и угроз. Пусть Улыбкою зовется, это ль не судьбы оскал? Человечеству Улыбка гибель верную несет!

– Мысль удачна, имя сыщем. Но с обложкой как нам быть? Станем формулы, как прежде, средь рисунков размещать?

– И не только, схемы тоже. Труд, признаюсь, не простой. Наш художник стал вопросы не по чину задавать, позабыл, что дал подписку, слишком нагл и слишком смел. Им займусь, а вы – творите, вас учить – напрасный труд. Звездолеты, горы трупов, чернота фотонных дюз, девы в розовых скафандрах, роковая космо-вамп. И злодей – конечно, в маске. Из титана, например.

– И отважный супер-мачо с верным бластором в руке.

– Бластор? Это имя дико.

– Никцин Дьялис [1] Nictzin Wilstone Dyalhis «When the Green Star Waned». – спрос с него. Вместо пуль – энергий сгустки, острый луч пронзает плоть.

– Помню, помню его повесть про Зеленую звезду. Пусть же «бластор» смертоносный станет «бластером» у нас. Бластер – сколь звучит приятно, так и хочется воспеть. Будет в следующей книге явлен миру Смерти Луч!.. И, конечно, не забудьте горе-сыщика призвать. Без него излишне пресно.

– Да, комический герой. Он из Теннесси приедет, из медвежьего угла. В нашем цирке – шут коверный, для пощечин манекен. Я б назвал беднягу Клэмзи [2] Clumsy ( англ .) – неуклюжий, неловкий, неповоротливый, грубый. , это имя в самый раз.

– Клэмзи – плохо, Клэмзи – грубо. Наш простак – простак и есть, деревенщина в квадрате, деревянная башка. От фамилии болвана пусть провинцией несет. Пиво в бочке, сидр в стакане, там и следует искать.

– Бедный сыщик! Право слово, будет жалко убивать.

– В том согласье наше вижу. Убивать героев – грех. Над могилою Портоса разрыдался пэр Дюма. Тем и нынешние плохи, только рацио, нет чувств. Поглядите на фантастов – в душах чистый интеграл, не словесность, а учебник, скучно лист перевернуть. Муж ученый про ученых для ученых речь ведет.

– В нашем случае, скорее, про шпионов – и для них.

– Браво! Слоган на обложку. Для шпионов наш роман! Но шпионы тоже люди, гуще крови, больше чувств. Словно танго, книга наша, страстный танец под луной.

– Танго? Вот как? Погодите! Утром радио включил, музыкальные новинки, румба, танго и фокстрот… Танго! Есть! Нашел я имя!

– Как планету назовем?

– Аргентина!

Данс-макабр. – Я все равно буду волноваться, сэр! – Настольный теннис. – Правила игры в эльферн. – Книжка с картинками. – О Аргентина, красное вино!

Зачинайся, данс-макабр!

Пляшем!

Смерть появилась в комнате с первой пулей. Успела – Смерть никогда не опаздывает. Подхватила падающего – крепкого сорокалетнего мужчину в белой рубашке, закружила, повела в танце.

В эту ночь – танго!

Шаг, еще один шаг, резкий поворот. Улыбка, поцелуй. Я – твоя, а ты – мой. Навеки!..

Снова пули – вторая, третья, четвертая!

Смерть успела и на этот раз. Костлявые руки обняли красивого двадцатилетнего парня, заботливо поддержали, помогая пройти первую, самую трудную, фигуру. Calecita-карусель, партнер по кругу, дама в центре.

Рада тебе, сладкий!

Поцелуй!

Третий, самый старший, не был готов к пляске, трусил, пытался убежать. Смерть ощерила клыки – поздно, толстун, ты уже мой!

Пуля, пуля, еще пуля!..

Boleo – мах назад ногой от колена, фигура сложная, не по годам, но очередная пуля помогла. Смерть, поблагодарив кивком, обхватила партнера, повела. Основной шаг, корте назад, ровный темп, 33 такта в минуту… Глаза все еще видели, не хотели закрываться, и Смерть поцеловала последнего в левый зрачок – за долю секунды до того, как туда попала еще одна пуля, тоже последняя.

Спасибо за танец, толстун!

Все кончилось слишком быстро, и Смерть, теша любопытство, решила обождать. В комнате суетились живые, кричали, поминали Ее имя. Смерть не отзывалась, стояла в сторонке. Хлопали двери, надрывно звонил телефон, живые никак не могли успокоиться, но вот, наконец, стало тише, а там и свет погас.

Танцевавшая танго прислушалась. Шаги! Не зря ждала.

Дождалась!

Улыбка – желтый оскал.

Смерть открыла дверь, впуская Свою сестру.

Мухоловка шагнула через порог, из света во тьму. Ничего не увидела, но торопиться не стала. Сперва расстегнула верхнюю пуговицу легкого весеннего пальто и поправила шляпу-слауч, слегка сдвинув на левое ухо. Осталась довольна – Грета Гарбо, спутать можно. Не это, впрочем, главное – ночью, когда различим лишь силуэт, в головном уборе кажешься выше. И еще очки, тяжелые, неудобные, с простыми стеклами – на случай, если кто-то заглянет в лицо.

Наконец, тьма отступила, превратившись в серый сумрак. Девушка взглянула под ноги, оценила. Кровь! Целая лужа, прямо возле левой туфли. Посмотрела вперед, скользнула взглядом по комнате.

Три трупа, один живой. Все ясно.

– Здравствуй, Шарль!

Живой – кожаный плащ, шляпа, очки – шагнул ближе, стараясь не вступить в темную жижу. Протянул руку:

– Здравствуй! Знаешь, я очень злой.

Мухоловка поморщилась.

– Меня тоже с постели сдернули… Говори!

Молодой человек по имени Шарль резко выдохнул.

– Говорю.

…Профессор Арнольд Пахта, пятьдесят один год, социалист, участник восстания 1927 года, вышел из тюрьмы шесть месяцев назад. По агентурным данным, тесно связан с подпольем.

Мухоловка загнула палец.

…Густав Пахта, двадцать лет, актер, племянник Арнольда Пахты. Активист молодежного крыла соцпартии, два ареста.

Второй палец!

…Карл Вигорорс, сорок два года, гражданин Швеции, социал-демократ, член центрального правления партии.

Третий палец так и остался не согнут.

– Fick dich! [3] Здесь и далее персонажи будут использовать обсценную лексику, переводить которую автор не считает возможным. В данном случае – распространенное немецкое ругательство.

– Именно, – согласился Шарль. – Узнают в посольстве – конец. Международный скандал с Армагеддоном в финале. Распнут! Сначала Эрца, потом нас с тобой, а после – идиотов, которые принялись стрелять, не разобравшись. Кому-то почудился пистолет.