Анатолий Агарков - Эдем. Как странно! Любят суть, а воспевают лик

© Анатолий Агарков, 2018

ISBN 978-5-4490-3635-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не пишется. Голова болит. Известно, муки творчества обезболиванию не поддаются. Хотя причём тут голова? Не пишется потому, что не читается, не публикуется, не нужно никому. Казалось бы, о вернувшихся из загробья мертвецах, ну, чем не повесть? Её бы на сценарий положить и фильм поставить – все голливудские шедевры отдохнут.

Напечатала районная газета, знакомые поздравили. Где гонорар? Я спрашиваю, за что трудился? За сомнительную славу?

В толпе недавно услыхал:

– Тот Гладышев писал, что в райкоме партии работал, а после так никем не стал?

А кем я должен стать? Олигархом? Воровским авторитетом? Надыбать хоть какой-нибудь себе колхоз или заводишко при приватизации?

Ну да, я сторож школьный. И ещё бумагомаратель ненужный никому. Сижу и мучаюсь в пустующей тиши, чтоб утром встать в учительской с дивана и побрести искать себе работу. А к ночи вновь вернуться школу сторожить, но, по сути, в ней жить – поскольку нет у меня жилья.

Вот докатился бывший райкомовский инструктор с двумя дипломами – без стоящего дела и угла. Да что там – без семьи. Уж так сложилась жизнь – кидали родственники, обманывали друзья.

Мне б поумнеть однажды и бросить пить, вы скажите. Да что вы – не пью и не курю. И женщинам не забиваю баки. Не потому что я их не хочу. Те, что нравятся, по бедности мне не доступны. Которым нравлюсь я – увы, не вдохновляют. Быть лучше сторожем свободным, чем примаком без любви.

Я офицер запаса после института – по-прежнему считать, так дворянин. Вот эта мысль, однажды зароненная, наверное, сгубила мою жизнь. Ведь благородство в чём? Не опускай глаза перед начальством. Не бойся тех, которые сильней. Не ври, не подличай и не воруй. И с барышнями будь построже – не обещай, чего не можешь.

Вот и скажите мне на милость, с такими принципами чего добиться можно в современной жизни? Дивана школьного? Так на кого пенять?

Я не пенял. Детства мечту лелея, стучал по клавишам пишущей машинки школьного секретаря. Сначала мысли скакунами с крыльями в заоблачной дали носились, а на бумагу не ложились. Потом я их освоил приземлять. И потекли строка к строке, листок к листку…. Но кому? Для кого всё это пишется? Что миру нового сказать хочу? Без публикаций и без критики я – графоман.

Мне надо было б родиться в столице – там есть куда пойти, кому-то показать свои труды. И вдруг – начать публиковаться. Или хотя б в губернском городе. А тут, в захолустье…. Пропадёт бездарно мой талант.

А есть ли он?

Перечитал настуканное на листе. Нет, всё не так, неубедительно, не жизненно, я бы сказал. А главное, язык – какой-то чёртов реп. Нечистый видимо попутал, потратиться однажды и в губернию смотаться на семинар доморощённых литераторов. Там пять часов сидел на мастер-классе малых форм – поэтов и чуть-чуть прозаиков. И в результате язык себе сломал. Вопреки рассудку и замыслу сюжета мне предложенье в рифму завершить охота. Вот что это? Точно – вирус мозговой. Теперь иль к бабушке идти заговорной иль голову долой.

Мысль о суициде не раз являлась мне в тиши ночной. Ну, посудите: я не молод, чтобы с нуля карьеру начинать – нет ни амбиций, ни желаний. Нет стимула – одни лишь оправданья. Не стар, чтоб пенсии дождавшись, почву ковырять в саду. И сада нет. Закончить жизнь сторожем при школе? Достойная карьера! Писателем бы стать.

Не пишется, не читается и не публикуется. Будущность ясна – рано или поздно сойду с ума. Не дай то Бог! Но я не первый это восклицал. Запастись посохом с сумой? Там тоже перспективы никакой. Не лучше ли в петлю? Ну, не задалась судьба, а умирать всё равно придётся. Так лучше уж сейчас – пока я в ясной памяти, и в силах сам на табурет взобраться. Такие, братцы, мысли приходят иногда.

Стучу по клавишам, кладу на бумагу строки. Зачем? Кому? А просто так, чтобы отвлечься от серости обыденной и унестись мечтами в облака. Там я герой, там я, конечно, победитель. И девушки за мной гурьбой….

В окошко стук. Отдёрнул штору – чей-то силуэт. И, кажется, дождь на дворе.

Спешу к двери.

– Кто там? – осторожно.

– Открой, проверка, – завхоза голос. Черти принесли!

История банальна. Девчонка проводила парня в армию, а тот на службе калекой стал. Любовь была – не позабыла инвалида. Затеяли семью. Двух дочерей родили. Но годы шли. Как баба стала ягодкой опять, бес сексуальной неудовлетворённости в неё вселился. Когда устраивался сторожем, я ощутил её оценивающий взгляд. Ну, что ж, подумал, буду рад с таким начальством на диване кувыркаться.

Она, конечно же, пришла. Но вот беда – пьяная с бутылкой водки. А я не пью и пьяниц презираю. Манили руки пышные колени, но отталкивал перегарный рот. Как без поцелуев обстряпать дело? Вы знаете? А я не смог.

Тогда отбился от её намёков и даже приставаний, но нажил лютого врага. После прессовала без причины, а я терпел – податься некуда, а тут ночлег с доплатой и машинка школьного секретаря. И ещё не раз по праздникам, а иногда и в будни пьяной приходила – просила, даже плакать не стыдилась.

Я ей сказал:

– Вы трезвой приходите, и всё получится у нас.

Трезвой, видите ли, ей совестно. А мне-то каково?

Ну, ладно. Дверь открыл. Она с зонтом вошла.

– Что, дождь на улице?

– Как из ведра.

Чёрт, опять пьяна!

Прошла в учительскую, села на диван. Нога на ногу – смотри, пацан!

– Стучишь? – кивнула на машинку. – Всё забываю сказать Таисии Алексеевне, чтоб закрывала в сейф.

Ступнёй качает, пальцем водит по обнажённому бедру.

– Пришла сказать, ты с завтрашнего дня уволен – другого сторожа я приняла. Расчёт заберу за амортизацию машинки. Всё понял?

Как не понять! Вольна уволить и расчёт не дать. Ведь официально муж-инвалид её устроен.

Пауза.

– Чего молчишь?

– Всё понял я.

Печально покачала головой.

– Ну и, дурак.

Пришлёпнула колено:

– Ладно, я пошла. Что дождь там?

На диване повернулась, через спинку перегнулась, притиснулась к стеклу. Всё было сделано нарочно так, чтоб показать свой зад. Край юбки высоко задрался – под ягодицы. А выше что? Должно быть, стринги.