Вячеслав Каминский - Как я не стал миллионером

– Ну, теперь ты, – обратился он к Сергею.

– Не, я так не сумею, – заартачился тот. – Давайте просто пить. Я и так пойму. Да и по-честному, какая разница, сколько там эфирных масел, какая кислотность и плотность. Главное – градус побольше. Ну и чтоб пилось приятно. И дешевле…

– Да, вот она культура пития, – вздохнул Григорий Львович. – Ну, давай, пей. И он щедро плеснул золотого вина в подставленный Сергеем бокал.

– Не, я один не могу, – возразил тот. – Давайте вместе.

– Ну, давай, – согласился директор. – За успех нашего безнадежного дела.

Они чокнулись и отпили по глотку. Достаточному, чтобы ощутить вкус напитка. Вино было действительно приятным, даже без всех этих дегустационных заморочек.

– И как оно называется? – спросил Сергей.

– «Променисте», – ответил Григорий Львович . – По-русски значит «лучистое». В семьдесят втором году, между прочим, на всесоюзной дегустации столовых вин было признано лучшим.– Он многозначительно поднял бокал вверх.

– Беру, – решительно сказал Сергей.

Но Григорию Львовичу хотелось показать гостю весь свой товар лицом.

Поставили новые фужеры, и директор широким жестом разлил по ним вино из другой, стоящей на столе колбы.

– А это «Берегивське», – пояснил он. – Готовится из особого сорта винограда Рислинг итальянский. На международном конкурсе вин получило две серебряные и три бронзовые медали. – Он снова приподнял бокал, как бы приглашая гостя отведать напиток.

Попробовали и «Берегивське». Тоже оказалось ничего. Так же, как и «Середняньске», и «Рислинг Закарпатский», и «Боржавское столовое». Не зря ж все они в разные годы получали всесоюзные и международные награды. Как пить дать, не зря…

От столовых вин перешли к десертным: «Закарпатское», «Иршавское», «Биле десертно», «Отелло». Последнее Сергею особенно пришлось по вкусу, может, из-за названия.

Покончив с «Отелло», осушив его, вопреки законам дегустации, до дна, Сергей робко напомнил Григорию Львовичу, что, может, пора уже от слов, то бишь проб, и к делу переходить. Но у того в запасе хранилась еще целая обойма ординарных белых портвейнов, включая благословенное «Било мицне», и было бы грех все их не попробовать. Пришлось уважить хозяина. А то еще, не дай Бог, обидится.

Ну, вот и с портвейнами было покончено, и счастливые, но слегка захмелевшие компаньоны, хотя, вроде бы с чего было хмелеть, ничего особо и не пили, так, только дегустировали, направились в заводскую бухгалтерию выписывать счета и накладные на приглянувшийся товар…

Настроение у обоих компаньонов от плодотворно проделанной работы было приподнятым. Вот оно, чувство настоящего глубокого удовлетворения, о котором так любят писать газетчики.

– Надо бы обмыть сделку, – весело подмигнул директор завода. Похоже, ему хотелось продолжения банкета.

– Вот оформим все, тогда и обмоем, – парировал Сергей. Он тоже был не против снять накопившееся напряжение. Но только после того, как, наконец, избавится от содержимого, будь оно не ладно, своего постылого саквояжа. У него уже все руки от него болели… и даже спина, будто набит он был не бумажными банкнотами, а чугуном. Ну, ничего, недолго осталось мучиться. Сейчас подпишут бумаги и все содержимое саквояжа, все эти миллионы перекочуют от Сергея в заводскую кассу. А взамен он получит самую крепкую, самую надежную российскую валюту… Двадцать тысяч бутылок! «Променисте» и «Закарпатьске», «Иршавьске» и «Портвейн розовый», «Рислинг закарпатский» и, куда ж без него, «Биле мицне». Только как бы все это впихнуть, не в такой уж и вместительный, как оказалось, рефрижератор.

– Ну, давайте, что ли, оформлять сделку, – усевшись напротив главбуха и лихо закинув ногу на ногу, слишком громко для небольшого помещения (сказалась, по всей видимости, дегустация), произнес Сергей. Он расстегнул саквояж и прощальным взором окинул лежащие в сумке миллионы.

Но бухгалтер чего-то медлил, перекладывая бумажки с одного края стола на другой. Потом вдруг резко встал и чуть ли не бегом выскочил в коридор, оставив Сергея одного. Прошла минута… вторая… третья…

– Куда он запропастился? – Сергей уже начал нервничать.

И в этот момент в кабинет вошли директор с главбухом. По их лицам было понятно, что за те несколько минут, пока они отсутствовали, случилось что-то ужасное.

– Тю, – сказал Григорий Львович и стукнул себя кулаком по лбу. – Я ж совсем забыл, – тут, как заправский артист он выждал паузу. – У нас теперь все можно купить только по купонам.

– По каким купонам? – не понял Сергей.

– По таким! – Директор полез в карман пиджака и вытащил оттуда, словно фокусник, какой-то смятый розовый листок, расчерченный на множество квадратиков. Посередине листа синела большая круглая печать. – Теперь мы торгуем только вот по таким фантикам. Карбованцам, будь они не ладны… Другая валюта нам не треба. – Директор не мог скрыть клокотавшей в нем злобы. – Ни доллары, ни фунты, ни рубли. У нас теперь своя незалежна валюта. Короче, ничего у нас с тобой, друг ситный, не выйдет.

– Как не выйдет, как не выйдет, мы же вроде обо всем договорились, – растерянно запричитал Сергей. – И по количеству, и по цене… – Он не мог поверить, что все вот так вдруг может мгновенно закончиться, как сладостный сон, который внезапно прервала зловещая трель ненавистного будильника.

– Ну, мало ли о чем мы договорились. – Директор старался держаться независимо. – Грошей-то у тебя нема. Вот это, – он похлопал по саквояжу, – для нас не деньги. На черном рынке – деньги. И у частников – деньги. А у нас – нет. Мы ж государственное предприятие. Пока… Вот государство о нас и печётся. Боится, чтоб мы, не дай бог, кому чужому свой товар не сплавили.

Да, это был удар… Прям под дых. Даже ещё ниже. Такого подвоха от, казалось бы, порядочного директора винзавода, с которым они только что так мило беседовали, попивая разные благородные напитки, Сергей не ожидал.

Что ж теперь делать? Что? Ни черешни, ни вина… Одни пустые разговоры. Все, пора домой возвращаться. Хватит с него этой коммерции. Сыт по горло. Сергей встал и, не попрощавшись, направился к выходу.

– Деньги забыл, – окликнул его директор, возвращая саквояж. Ему самому было очень неловко за случившееся. Да и терять такого выгодного клиента было тоже обидно.

– Сейчас я машину вызову, чтоб вас в город отвезли, – сказал он Сергею. – Вы уж не обессудьте. Такие, блин, времена.

– Времена не выбирают, в них живут и умирают, – вдруг произнес Сергей пришедшую на память, как нельзя кстати, строфу из стихотворения Александра Кушнера.

Все, хватит клянчить, хватит ныть, хватит заниматься тем, что тебе абсолютно не свойственно. «Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять…» Завтра же едем домой!