Норберт Винер - Пиршество демонов (сборник)

— Но она принимает какие-нибудь меры?

— Она пишет, что работает над проблемой, сэр. Мы надеемся, что она введет Нилсона в курс дела и он ей поможет.

— А не мог бы этот арабский летчик доставить Нилсона обратно, раз у нас уже есть исходные данные?

Осборн почтительно кашлянул.

— Боюсь, что расчеты придется производить там. Ведь только там есть машина…

Премьер встал и прошел к своему месту во главе стола.

— Мне кажется, пора прибегнуть к действенным мерам, — сказал он негромко.

Министр науки смущенно пожал плечами.

— Мои специалисты сделали соответствующий прогноз, сэр. Они этого не рекомендуют. Видите ли, сэр, машина…

— …снабдила «Интель» теми же средствами обороны, что и нас, — докончил премьер. — Значит, нам остается только воззвать к их совести?

— Да, сэр, — пробормотал министр науки.

— Боюсь, от этого будет мало проку. Но ничего другого ни мы, ни оппозиция придумать не можем. Я распоряжусь, чтобы Центральное управление информации подготовило что-нибудь для Би-би-си. Ведь какие-то радиостанции еще работают?

— Давентри, сэр, еще ведет передачи, — сказал министр науки. — Армия сосредоточила там несколько передвижных генераторов. Возможно, нам удастся связаться с Азараном на коротких волнах.

Специальное обращение передавалось каждый час на английском и арабском языках. Уже в конце первой передачи Гамбуль приказала глушить ее.

Она вызвала к себе Кауфмана, чтобы он вместе с ней прослушал обращение, записанное на плевку. Немец сидел с невозмутимым лицом.

"Говорит Лондон. Мы обращаемся к правительству и народу Азарана с просьбой о помощи, — звучал далекий, искаженный помехами голос. — Европейский континент опустошен ураганами. Атмосферные изменения, которые достигли уже и вашей страны, грозят гибелью всему миру. Воздух, которым мы дышим, поглощается морем. Через несколько недель погибнут миллионы людей, если не будет сделано отчаянного усилия прекратить этот процесс. Десятки тысяч людей гибнут уже теперь. Англии нанесен тяжелейший ущерб. Три четверти Голландии под водой. Венеция разрушена цунами. Руан, Гамбург и Дюссельдорф более не существуют…"

— Дюссельдорф… — повторил Кауфман, и его лицо перекосилось. Гамбуль продолжала слушать, не обращая на него внимания.

"В эту самую минуту над Атлантическим океаном бушуют бури, движущиеся к Европе. Нам нужна ваша помощь, чтобы предотвратить катастрофу…"

Голос утонул в ровном гуле, и француженка выключила магнитофон.

— Тут мы включили заглушку, — объяснила она. — Но я хотела бы узнать от вас, Кауфман, каким образом им стало известно, что мы имеем к этому какое-то отношение?

Кауфман тупо посмотрел на нее.

— Дюссельдорф… — повторил он. — Это моя родина. Мой старик отец…

— Считалось, что мы можем положиться на нашу службу безопасности, — злобно перебила его Гамбуль. — А ею руководите вы, герр Кауфман!

Немец очнулся.

— Мы делали все, что было в наших силах, — упрямо сказал он.

Гамбуль пожала плечами.

— Теперь это уже не имеет значения. Как только Дауни выведет свою бактерию, себя мы тут обезопасим. А потом предложим помощь другим — на наших условиях.

Мадемуазель Гамбуль сдержала слово: все заказы Дауни выполнялись в первую очередь. «Интель» располагал такими ресурсами, что даже несмотря на воцарившийся в Европе хаос необходимые материалы были скоро найдены и отправлены самолетами в Азаран. Еще удивительней могла показаться быстрота, с которой были подобраны помощники: молодые талантливые биохимики, специализировавшиеся в бактериологии и молекулярном строении нуклеиновых кислот. Два аспиранта из Цюриха и девушка-химик, работавшая в научно-исследовательском отделе крупнейшей немецкой фармацевтической фирмы. Расспрашивая их, Дауни выяснила, что они приехали совершенно добровольно, прельщенные не только щедрой оплатой, но и возможностью заняться интереснейшими исследованиями в малоизученной области, к тому же, как они надеялись, подальше от ураганов. Они не имели ни малейшего представления об истинной сущности «Интеля» и о кошмаре, который был причиной катастрофических атмосферных явлений. Широкая публика повсюду еще верила, что скоро все придет в норму само собой.

Дауни рассказала своим помощникам обо всем, умолчав только о том, откуда взялась бактерия.

Она заставляла их работать до изнеможения. Но они понимали, что дорога каждая минута, и вскоре прониклись к ней величайшим уважением. Когда они приходили утром, она уже работала и оставалась в лаборатории еще долго после того, как, совсем измученные, они отправлялись спать. Результаты были получены раньше, чем Дауни позволяла себе надеяться. Ровно через десять дней после того, как они взялись за дело всерьез, первая капля синтезированных бактерий была размазана по крохотной медной пластинке и помещена под Электронный микроскоп. Дауни регулировала увеличение, а ее помощники, затаив дыхание, стояли рядом. Увеличение в пятьсот тысяч раз. В миллион. В миллион с четвертью… А вот и она! Многоугольное образование с ресничками, симметричное… И это был не инертный кристалл, а живой организм.

Дауни молча сделала знак, чтобы посмотрели и они. Один за другим ее помощники приобщались к торжеству этой минуты: была создана жизнь — пусть неизмеримо крохотная, но жизнь!

Дауни с трудом опомнилась и вернула к действительности молодых энтузиастов. Ведь пока они получили только редчайший научный экспонат. Настоящая проверка была еще впереди. Каждой бактерии предстояло превратиться в миллиарды бактерий, чтобы можно было заполнить пробирку. А потом их надо еще было бросить в бой против организмов, враждебных им по самому их замыслу.

Бесценные и такие маленькие капельки были помещены в различные питательные среды. Теперь пришлось целых шесть часов сидеть сложа руки и ждать. В девяти пробирках бактерии погибли, в трех оставшихся среда была насыщена ими до предела.

Содержимое этих пробирок было перенесено в другие, большей емкости. Бактерии продолжали бешено размножаться. В первом часу ночи Дауни решила начать критическую проверку.

Она наполнила пробирку мутной морской водой из танка, кишевшей роковыми бактериями. Пробирку заткнули стерильной резиновой пробкой. Один из помощников набрал в шприц новую культуру и передал шприц Дауни. Игла пронзила резиновую пробку, и муть поглотила светлую каплю.

— Теперь снова надо ждать, — сказала Дауни, и только легкая дрожь в голосе выдала обуревавшее ее волнение. — Выпьем пока кофе.

Она никому в поселке не говорила, насколько близок успех, — слишком велико было бы разочарование, если бы она ошиблась. Однако когда период ожидания подходил к концу, в лабораторию заглянул Абу Зеки, привлеченный светом в окнах.