Брайан Олдисс - На белой полосе

Воспользовавшись паузой, Эйнсон попытался приготовить какую-нибудь дружелюбную фразу. Но все, что он смог выдавить, было:

- Они так и не приехали за мной, капитан.

- В этом некого винить, Мелмус. Поверь мне, здесь ты был далеко от всех проблем. На Земле творилось черт знает что. Пожалуй, я расскажу об этом. Ты помнишь продолжительные конфликты на Хароне, которые велись по старой системе? Так вот, там вышла из-под контроля Англо-Бразильская война. Британцы стали нарушать тогдашние военные законы. Обнаружилось, что они тайно доставили одного высококвалифицированного специалиста - главного исследователя, - который мог бы создать для них неоправданные преимущества в конфликте, применив на месте свои знания. Знаешь, я все это учил в школе военной истории, но мелкие детали все равно забываются. Как бы там ни было, этого парня, исследователя, вернули с Харона на Землю для того, чтобы предать суду, и тут же пристрелили. Бразильцы сказали, что он покончил самоубийством. Британцы - что его убили бразильцы; в это вовлекли и Штаты - оказалось, что рядом с тюрьмой нашли американский револьвер, в общем, не успел никто глазом моргнуть, как началась допотопная война,, прямо на Земле.

Старик Эйнсон полностью растерялся, он ничего не мог сказать в ответ.

- Вы решили, что меня застрелили? - спросил он. Квилтер глотнул виски.

- Мы не знали, что с тобой случилось. Мировая война началась на Земле в 2037 году, и о тебе в некоторой степени забыли. Хотя в этом секторе космоса бои тоже велись, особенно на Намберсе и Генезисе. Они практически уничтожены. Клементине тоже здорово досталось. Вам еще повезло, что здесь использовалось только обычное оружие. Неужели вы здесь ничего не видели?

- Сражения на Дапдрофе?

- Сражения на Песталоцци.

- Здесь не было сражений, я ничего не знаю об этом.

- Должно быть, вас в этом полушарии пронесло. Северное полушарие все обуглено - я видел, спускаясь.

- Вы так и не приехали за мной.

- О черт, ведь я объясняю, не так ли? Выпей, это встряхнет тебя. О тебе очень мало кто знал, и я думаю, что большинство из них уже умерли. Я пыжился изо всех сил, чтобы вытаншть тебя. Теперь у меня свой корабль, где я - капитан, и я с радостью отвезу тебя домой. Правда, от Великобритании остались лишь куски, но тебя с удовольствием примут Штаты. Это будет что-то вроде платы за тот синяк, хорошо? Что скажешь, Мелмус?

Эйнсон приложился к бутылке. Он мог с трудом принять идею возвращения на землю. Там ему многого будет не хватать. Но его долг - стремиться вернуться туда.

- Я вспомнил, капитан. У меня есть все записи и словари, и все остальное.

- Что - остальное?

- Ну, теперь вы забываете. То, за чем меня сюда высадили. Я кое-что выучил из утодианского языка, на котором разговаривают эти… пришельцы.

Квилтер почувствовал себя очень неловко. Он вытер губы кулаком.

- Может быть, мы заберем это в следующий раз?

- Еще через сорок лет? Ну уж нет. Я не собираюсь возвращаться на Землю без этого груза. Это дело всей моей жизни, капитан.

- Да, конечно, - вздохнул Квилтер. А как часто, подумал он, дело всей жизни не представляет ценности ни для кого, кроме того, кто занимался им. Ему не хватило мужества сказать этому старому бедняге, что пришельцы уже практически вымерли, уничтоженные тяготами войны, на всех планетах созвездия Шести Звезд, за исключением нескольких жалких сотен, еще теплившихся в южной части Песталоцци. Это было тем, что называется «несчастный случай».

- Мы возьмем все, что ты захочешь, Мелмус, - тяжело сказал он. Он встал, поправляя форму, и сделал знак двум стоявшим как истуканы солдатам.

- Бонн, Уилкинсон, подгоните вездеход к дверям лачуги и заберите вещи мистера Мелмуса.

Все происходило слишком быстро для Эйнсона. Он почувствовал, что вот-вот расплачется. Квилтер потрепал его по спине.

- Все будет хорошо. Тебя наверняка поджидает пачка кредиток в каком-нибудь банке. Я прослежу, чтобы тебе выплатили все, до последнего цента. Ты будешь радоваться, когда выберешься из этой чертовой гравитации.

Закашлявшись, старик пошатнулся на костылях. Как он мог сказать «прощай» дорогой старушке Квекво, которая потратила столько сил, чтобы передать ему часть своей мудрости, и Снок-Сноку… Он начал плакать.

Квилтер тактично отвернулся и принялся рассматривать жесткую весеннюю листву.

- Я не привык к такому напитку, капитан Принтер, - через минуту прервал молчание Эйнсон. - Вы, кажется, сказали, что Англия уничтожена?

- Не беспокойся об этом, Мелмус. На Земле сейчас чудесно, я клянусь. Жизнь все еще несколько регламентирована, но все разногласия между народами улажены, по крайней мере на данный момент. Все отстраивается заново и с бешеной скоростью - война, конечно, дала огромный толчок техническому прогрессу. Я хотел бы оказаться сейчас моложе лет на двадцать.

- Но вы сказали, что Англия…

- Сейчас они осушают половину Северного моря, чтобы засыпать промежутки между разъединенными кусками пахотным слоем, и начинают перестраивать Лондон - конечно поскромнее, чем было.

Квилтер с чувством обхватил сгорбленные плечи Эйнсона, думая, какой отрезок истории заключается в этом узком пространстве.

Старик яростно тряхнул головой, сбрасывая слезы.

- Проблема в том, что за все эти годы я потерял чувствительность. Не думаю, чтобы я когда-нибудь смог с кем-нибудь войти в контакт.

Квилтер проглотил подступивший к горлу комок. Сорок лет! Неудивительно, что этот старик чувствует себя подобным образом. А ведь всякие мерзавцы смогут упиваться этой историей!!

- Ну, все это чепуха. Мы с тобой скоро будем на короткой ноге, так ведь, Мелмус?

- Да, ha, конечно, капитан Квилтер.

Наконец военная машина удалилась прочь от форта. Оба утода стояли с выпущенными конечностями у края навозной кучи и наблюдали за вездеходом. Только когда тот скрылся из виду, они переглянулись и сказали что-то друг другу на языке, недоступном человеческому уху.

Молодой утод вошел в опустевшее здание и принялся искать оружие. По приказу того, который говорил о смерти многих утодов, солдаты оставили винтовки и боеприпасы на месте.

Снок-Снок повернулся с чувством глубокого удовлетворения и, не останавливаясь, вышел за ворота форта. Небольшую часть своей жизни он провел тер,-пеливым пленником. Теперь настало время думать о свободе.

Время, когда и его остальные братья думали о свободе.