Анкл Ривер - Как медведи выжили в перевороте

Может быть, чужаки не понимали, что общение между людьми и медведями не включало в себя умения объяснять разные разности, которые инопланетянам были известны, а представители нашего вида узнавали при помощи речи.

И когда НЛО вошло в режим свободного падения, случилось так, что медведи запаниковали. Молотя лапами вокруг себя, один из них во что-то такое врезался. Что бы это ни было, но Билл, Мерилин и Эльвира отметили, как один из чужаков сказал примерно следующее: «О, нет! Он разбил предупредительный аппарат! Червоточины!»

Касалось ли это червяков? Или только прибора? Трудно сказать. Телепатия работает как система визуальных символов. Представляет незнакомое образами и понятиями известного. Обратная связь завершает процесс обучения… со временем. Как и речь, этот вид коммуникации требует практики.

У Билла, Мерилин и Эльвиры не было времени привыкнуть. Надо. сказать, у них не было времени ни самим привыкнуть к свободному падению, ни успокоить медведей, когда все три чужака вдруг впали в неподвижное состояние.

НЛО совершило… что-то неправильное.

А потом довольно быстро НЛО восстановило связь с гравитацией и приземлилось. Дверь открылась.

Перед тем как Билл и Мерилин, не говоря уж о вполне здоровой Эльвире, перешагнувшей девяностолетний рубеж, сумели встать на ноги, все восемь медведей протолкнулись в двери и разбежались.

— Чужаки мертвы? — спросила Мерилин.

— Не думаю, — ответил Билл.

— Даже я жива, им-то сам Бог велел, — сказала Эльвира, подбирая растрепавшиеся волосы.

Они больше страдали от обескураживающей неизвестности, чем от физической боли.

В общем, чувствовали себя не в своей тарелке.

Даже летающей.

Инопланетяне были рядом, но это не помогало. Даже смотреть на чужаков было как-то… неспокойно. Они владели разнообразными способностями, например, телепатией, и вместе со своей тарелкой, казалось, составляли единую и неделимую массу: смесь физического образа и ментального олицетворения медиума — контактера между своим видом и нашими. Неподвижные, они по-прежнему оставались в сознании и мыслили, но не общались.

Неудивительно, что медведи так спешили сбежать!

Билл, Мерилин и Эльвира тоже выбрались наружу.

Где они оказались?

Не в Моголлоне, но в каком-то очень похожем, однако — предположительно — необитаемом каньоне.

Чужаки всё так же лежали, предположительно живые, но все трое в коме. Они успешно могли бы сойти за футуристически освещенную скульптурную композицию на художественной выставке какого-нибудь научно-фантастического конвента.

И что теперь?

Ведь коэффициент «вероятности» всего превратил это прочное и привычное всё … во что-то другое — вне НЛО.

Могло быть и хуже. Билл, Мерилин и Эльвира легко могли придумать с десяток худших событий. А десяток еще более скверных событий милосердно не пришел им в голову.

Например, они пропустили гиперинфляцию. И инцидент в Панамском канале. Им не пришлось жить во времена этих событий, не пришлось даже узнать о них.

Не говоря уже о самом Перевороте. Но о нем они бы так и так узнали.

А в тот момент они были благодарны за благоприятную погоду и оказались бы еще больше благодарны, если бы допустили хоть какую-то мысль о том, чтó им удалось пропустить.

Эльвира предложила разбить лагерь несколькими поворотами ниже по каньону, подальше от НЛО: чужаки транслировали странные картины телепатического забытья — этакая сонная неопределенность. Не слишком неприятная, раз уж у людей под ногами оказалась твердая поверхность.

— Не могу сказать, почему тарелка сделала с нами то, что она сделала, когда ее хозяева отключились, — сказала Эльвира. — И на что еще она способна?.. Но не думаю, что мои медведи подойдут к ней достаточно близко. А я хочу быть там, где они сумеют нас найти.

Звучало вполне логично — для Билла и Мерилин. Они еще раз проверили состояние чужаков и оставили неподвижных инопланетян на месте — внутри НЛО. А чем еще они могли им помочь?

— Господи, — сказала Эльвира наутро. — Сколько же лет прошло, когда я последний раз спала на земле! Я чувствую себя девяностолетней.

— Но, Эльвира, — сказала Мерилин несколько обеспокоенно, — тебе и есть девяносто лет.

— С хвостиком, большое спасибо, — уточнила Эльвира. — Но позволь мне сказать тебе одну вещь: быть девяностолетней — это одно, а чувствовать себя девяностолетней — совсем другое!

Не могу сказать, через какое время кто-то их нашел бы или они нашли бы кого-нибудь, если бы не зрение Терри.

Телепатические образы пребывающих в необоримой коме чужаков походили на сны, невнятные и увлекательные, каковые обычно по пробуждении оборачиваются слишком бессвязными, чтобы умудриться запомнить. Тем временем зрение Терри хоть и не показало четко, что такое-этакое находится в каньоне, но тем не менее оформило ясное и четкое направление для его неодолимого стремления.

Зрение Терри унесло его вверх по Тубаль-реке, прочь от теплого дома, уютно стоящего в речной долине, в суровые и величественные горы, куда он все равно как-нибудь собирался прогуляться, да все как-то не доходило, но вот это неотвязное зрение… Зрение, которое раньше никогда не показывало Терри ничего так, чтобы воззвать, настоятельно повторяя: «Иди же! Следуй за рекой к ее истоку!»

Но почему бы и нет?

И он пошел, прихватив свой фонарик с чудесным современным изолятором, такой легкий и безопасный. Он подвесил его на поясе, позволяя приборчику побыть часок на солнце и зарядиться, чтобы поддерживать ночью свет в лагере и огонь в костре.

Путешествовал Терри вверх по Тубаль-реке среди дикой горной страны, где путешествие из прогулки превращалось в поход; зеленые массивы расстилались перед ним — видимо, здесь выпадало больше дождей и снега, — лесистые склоны полнились пением птиц, а горные луга были напоены ароматами цветов. Наконец Терри вошел в высокогорную деревушку Арено, расположенную возле начала речки, вытекающей, сверкая, из озера среди гор, где росли сосны и даже тополя, где люди выращивали много лебеды и мало кукурузы, много малины и мало дынь, и где хлопок и бамия совершенно не успевали вызревать.

Как и многие в Тубале, Арено была деревней контрастов. К примеру, один человек лет тридцати был так крепок, что привычно плавал в озере во время бури в горах и круглый год носил только набедренную повязку. Другой человек того же возраста, который в детстве был его товарищем по играм, теперь стал инвалидом с мышечной атрофией. Это заболевание передавалось в Тубале по наследству после Переворота — до того, как люди осознали, что надо бежать без оглядки от опытных установок для нейтрализации ядерных отходов в загрязненных районах, — бесполезные ноги, руки-крюки, а вскоре и голодная смерть, которая прикончит страдальца, если что-нибудь другое не убьет его раньше, когда болезнь прогрессирует до «точки невозвращения» и с ней уже невозможно справиться.