Ференц Кашшаи - Телечеловек

Машина въехала в ворота Монсенского научно-исследовательского телецентра. В свете фар засверкали широкие окна лаборатории. Перед стереотелевизионной студией машина, заскрежетав тормозами, остановилась. Из проходной выглянул заспанный вахтер.

Теперь, когда я пишу свои воспоминания, передо мной с новой силой оживают картины той ужасной ночи: снова все кажется дьявольским наваждением, каким-то страшным кошмаром. В тот момент я чувствовал себя совершенно обессиленным.

Скоростной лифт в мгновение ока поднял меня на четырнадцатый этаж. Вот здесь, у лестницы, меня ударили по голове, то бишь "я" сам себя стукнул. А вот и студия, зал стереотелевизионной приемной станции, лаборатория. Здесь хранились все записи с техническими выкладками, формулами, расчетами и описанием изобретения.

Однако на обычном месте записей не оказалось и никаких материалов обнаружить не удалось. Я схватился за телефон:

— Алло! Это квартира Нилла Керсена?

Отозвался сонный, незнакомый мне мужской голос:

— Керсен улетел с профессором Бирмингем.

— Вы не ошибаетесь?

— Я же ясно сказал, улетел с профессором Бирмингем!

— Куда?

— На конгресс.

— На какой конгресс?

— На антивоенный конгресс, в Бодиэн.

— Когда они вылетели?

— Ровно в полночь.

Вот это сюрприз! Но в ту ночь, готовый ко всему, я уже ничему не удивлялся.

Приближался рассвет. Я не стал возвращаться домой и не раздеваясь улегся на диване в комнате отдыха рядом с лабораторией.

Из утренних газет я окончательно убедился, что попал в пренеприятный переплет, из которого не так-то легко выбраться.

С газетными отчетами я ознакомился в несколько необычной обстановке — в Государственном комитете по научным исследованиям, в кабинете министра. Это произошло после того, как мне удалось на время убедить министра, что мои умственные способности находятся, увы, не б лучшем состояний, правда, по не зависящим от меня обстоятельствам.

Рано утром раздался телефонный звонок и кто-то весьма вежливо, но не терпящим возражений тоном попросил меня явиться в Комитет по научным исследованиям ровно к двум часам пополудни для консультации с членами правительства по весьма неотложному делу.

Меня ввели в просторный комфортабельный кабинет министра. Однако на сей раз ни широкий кожаный диван, ни глубокие кресла, ни двери, обитые звуконепроницаемой материей, ни окна, занавешенные плотными гардинами, не создали у меня иллюзии уюта и полной изолированности от внешнего мира. Это объяснялось не только тем, что в кабинете, помимо министра, находился незнакомый мне человек, но главным образом тем, что в пристальном взгляде министра мне почудилась какая-то предвзятость, недоброжелательность, почти нескрываемое раздражение. Однако вначале весь разговор проходил в неизменно учтивой форме. При виде меня министр встал, вышел из-за стола и, протягивая руку, произнес:

— Прежде чем представить вас нашему гостю, позвольте от души поздравить вас, уважаемый профессор.

— Простите, господин министр, с чем именно?

Министр широко осклабился, словно норовя выковырнуть языком кусочек мяса, застрявший в зубах.

— Ну, ну, не скромничайте! Разумеется, с величайшим, эпохальным открытием, господин профессор.

Затем, не дав мне произнести ни слова, он представил присутствовавшего в кабинете незнакомца. Мы обменялись рукопожатием. Министр жестом пригласил нас за стол, на котором рядами стояли сверкающие хрустальные бокалы и бутылки виски.

Наполняя бокалы, министр заметил:

— В присутствии представителя сената вы можете быть предельно откровенным.

— Собственно говоря, мне непонятно, что именно хотят от меня услышать…

Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет буквально влетел Монсен. Его взъерошенный чуб и громоподобный бас сразу же внесли какую-то разрядку.

— Прошу прощения, господа! Задержался на совещании ревизионной комиссии, отчет, обсуждение финансов… Черт возьми, профессор, ну и кашу вы заварили!

Заметив, что все хранят молчание, как в палате тяжелобольных, Монсен оборвал свою тираду и укоризненно посмотрел на меня.

Министр поднял бокал:

— За ваше изобретение, профессор.

От удивления я только и нашелся, что сказать:

— Откуда вы о нем знаете?

Монсен сдвинул свои мохнатые брови:

— Дорогой Бирминг, в конце концов вы довольно длительное время экспериментируете в нашем телецентре, на наши средства, и я полагаю, что…

— Но достигнутые результаты — это всего лишь фикция.

— Фикция? — Министр сделал большие глаза.

— Разумеется, мы еще далеки от поставленной цели.

— Но разве не вы громогласно заявили о блестящем завершении экспериментов?

— Я?

Все трое уставились на меня. Монсен потирал лоб, остальные, чувствуя неловкость, заерзали в креслах.

Министр поставил бокал.

— Значит, господин профессор, вы опровергаете собственные слова?

— Прежде всего я хотел бы знать, что именно я говорил.

Министр резко повернулся, опрокинув бокал с золотистым напитком.

— Не взыщите, уважаемый профессор, но ваши слова… у нас такое впечатление, что вы, простите, не совсем в своем… словом, вы, вероятно, чрезмерно переутомлены.

— Так оно и есть, — с живостью подхватил я.

— Тут, как я вижу, собирались делить шкуру неубитого медведя? — презрительно бросил незнакомец.

— Прошу вас выражаться яснее, — попросил я.

— Читайте газеты — там сказано достаточно ясно, — заметил министр и, взяв из пачки, лежавшей на письменном столе, свежую газету, сунул ее мне.

СЕНСАЦИЯ! ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ BEKAI ПРИ ПОМОЩИ БИОЭЛЕКТРОТЕЛЕВИЗИОННОГО АППАРАТА МОЖНО РАЗМНО ЖАТЬ ЛЮДЕЙ

Наш специальный корреспондент сообщает из Бодиэна:

После вчерашнего памятного выступления профессора Бирминга в клубе Бэклахэм его появление на Бодиэнском антивоенном конгрессе ни для кого не явилось неожиданностью. По мнению здешних комментаторов, сенсационное сообщение ученого преследовало главным образом одну цель — привлечь к Бодиэну внимание широкой общественности, до сих пор проявлявшей недостаточный интерес к происходящему здесь конгрессу сторонников мира. Надо признаться, эта цель, несомненно, достигнута. Что же способствовало успеху ученого? О чем он говорил? В переполненном до отказа зале заседания конгресса Бирминг подробно рассказал о, пожалуй, величайшем за всю историю цивилизации открытии. Он заявил, в частности (цитируем дословно):

"Современная наука достигла невиданных успехов. Но подобно тому как промышленное производство немыслимо без четкого трудового содружества всего коллектива, так и современный уровень развития науки настоятельно выдвигает задачу рациональной организации всего общества. Без этого его гармоничное развитие невозможно. Более того, в противном случае научные открытия могут привести человечество к гибели.