Ференц Кашшаи - Телечеловек

Теледвойник на мгновенье опустил глаза, как бы пытаясь скрыть от меня свой пытливый взгляд.

— Большинство своих желаний человеку потому и не удается осуществить, — возразил он, — что часто люди, как вы справедливо заметили, становятся друг другу поперек дороги. В сутолоке повседневной жизни они локтями пробивают путь к лакомому пирогу, пытаясь захватить кусок побольше. Чего только не сделает человек ради собственной выгоды! Он не остановится даже перед тем, чтобы подмять ближнего своего, а если нужно, то и перешагнуть через него. Каждый человек стремится к лучшей жизни. Разве это противоестественно?

— Разумеется, нет.

— А если он усвоит, что имеется только один путь к поистине счастливой жизни — через сплочение, солидарность? Если осознает, что без свободы личности нет и не может быть полнопенной жизни? Понимаете, полноценной!

— Да, — задумчиво произнес я и после короткой паузы добавил: — И все же, по-моему, ваша позиция несколько идеалистична.

— Что вы имеете в виду?

— Вы упустили один очень важный фактор — человеческую натуру.

— Неужели в моей памяти есть пробелы?

И он вполголоса произнес несколько слов. В первый мом.ент мне показалось, что я ослышался. Но он внятно повторил фразу" "Ну-с, молодой человек, сигарета пришлась не по вкусу? Тогда, может, попробуем гаванскую сигару?"

Я не нашелся, что ответить, и только проговорил:

— Вот вы… ищете идеальных взаимоотношений среди людей…

Теледвойник прервал меня:

— А разве вы не идеалист? Неужели у вас нет никаких идеалов? Одиночество — это тоже своего рода идеал. Человек замыкается в собственную скорлупу и пытается жить сообразно своим идеальным представлениям, в отрыве от окружающих. Он ведет уединенный образ жизни, избегая светской суеты, повседневной житейской сутолоки. Или вы и впрямь уверовали, что ни в чем не похожи на меня? Правда, между нами имеется существенное различие: ваш идеализм несостоятелен. Чем больше человек замыкается в себе, тем в большей мере он беспомощен, тем больше зависит от других и нуждается в их поддержке. Уединение и тяга к людям — две противоположные стороны бытия. Только одиночество — весьма рискованный путь, чреватый пагубными последствиями. Оно не приносит удовлетворения.

Он вдруг широко раскрыл глаза, словно неожиданно вспомнил о чем-то очень важном.

— Мне страшно захотелось сделать что-нибудь такое, чего я еще никогда не пробовал, — неожиданно произнес он.

— Что же именно?

— И сам толком не знаю. Может, выпить бокал старого доброго вина. Или, пожалуй, вздремнуть часок в кресле. А может, прогуляться с кем-нибудь, подышать свежим воздухом… Или выкурить сигарету. Словом, обуревают какие-то неосознанные желания… Как быстро пролетело время! Ведь только моя память хранит воспоминания обо всем этом…

Он помолчал.

— Как сейчас помню привкус табака и приятную прохладу в чулане, ощущение домашнего уюта…

Мною вновь овладело чувство неловкости, какое я испытал в театре, во время разговора с Дотти о Нилле. Но теперь оно не было таким острым. На душе было смутно. Вспомнились слова теледвойника: "Вы, профессор, нечто меньшее и вместе с тем нечто большее, чем я".

Он встал и, как человек, твердо решивший взять себя в руки, взглянул на часы.

Я почувствовал, что должен сказать ему хоть что-нибудь.

— У вас еще многое впереди… успеете наверстать…

— Вы полагаете? — скептически спросил он.

"Какого дьявола! Ведет себя, как обреченный на смерть, — я разозлился. — Как будто я палач, который должен привести приговор в исполнение!"

— Послушайте, уж не думаете ли вы, что я отключу вас… так просто возьму и выключу живого человека!

По его лицу скользнула едва заметная горькая улыбка.

— Вы забыли, профессор, что это уже невозможно.

— Какого черта вы тогда отчаиваетесь? Что у вас за манера хныкать?!

Теперь его усмешка стала откровенно иронической.

— С чего вы взяли? У меня и в мыслях не было. Просто я устал. Господи, неужто вы и в самом деле не поняли, о чем я твержу все время? Энергия на исходе. Скоро все мои ресурсы иссякнут. Как по-вашему, неужели я могу прожить столько же, сколько и вы, с тем ничтожным количеством биотоков, которое у меня осталось? Только человек, созданный самой природой, способен непрерывно восполнять биотоки. Впервые я пришел в отчаяние во время званого обеда. Подумать только, ведь я же не могу есть, хотя и ощущаю вкус пищи во рту! Потом-то я привык и отговаривался плохим самочувствием. Когда весь город засыпал, меня тоже клонило ко сну, ибо я находился во власти воспоминаний о сладком сне и приятных сновидениях прежних дней…

Так вот в чем дело! Мои смутные опасения полностью подтвердились: "репродуцированный Бирминг" оказался не биологическим, а энергетическим существом! Да, действительность подчас опрокидывает все наши абстрактные научные измышления.

— В моей памяти запечатлелось все, только ощущение усталости было мне незнакомо, — продолжал он. — Ну, что ж, теперь я познал и это чувство.

— Бирминг, — я впервые назвал его по имени.

Странно было произносить собственную фамилию, но у меня не было иного выхода. Однако он понял меня без слов.

— Вы должны помнить одно, профессор, я не умру, как обычно умирают люди. Моя центральная нервная система не знает самого факта смерти. Если выразиться яснее — вы продолжите то, чем я кончу…

— Вы уверены?

— Разумеется. Ведь вы — это я. Все ваше поведение за последние дни лишний раз подтверждает незыблемость закона сохранения энергии. Мне удалось вас убедить, тем самым я выполнил свою миссию. Что же касается меня самого… Через некоторое время после "смерти" я вновь обрету прежний вид: превращусь в аппарат. Если подобная метаморфоза вас ужасает, то вспомните, что вид мертвого тела тоже производит неприятное впечатление. Не случайно посетителей Луна-парка устрашают скелетом. Так уж повелось, профессор. Смерть пугает даже одним своим внешним видом. Однако мой "скелет" будет несколько отличаться от обычного. Именно это и послужит решающим, вещественным доказательством вашего алиби… Вы должкы остаться на свободе…

Он умолк.

Я хотел было сказать ему, что не все еще потеряно, как вдруг снизу донесся какой-то шум.

Он выразительно взглянул: "Уже пришли".

В комнату вошел седоусый полицейский инспектор. Подойдя ко мне, он твердо произнес:

— Вы арестованы.

— На каком основании?

— Таков приказ.

— Я — Денни Бирминг.

— Вы хотите сказать, репродуцированный Денни Бирминг.

— Нет, настоящий… — Я запнулся. Это не ускользнуло от его внимания. Он прищурился:

— Итак?

— Повторяю, я — настоящий Денни Бирминг.

— Где же ваш двойник?

И тут я заметил, что тот бесследно исчез, словно провалился сквозь землю!