Мартин Кейдин - В плену у орбиты

А тут знать, что она будет совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы… Он тщетно гнал прочь воспоминания, желание переполнило его, целиком завладело его мыслями.

«Господи, стоит только подумать о ней снова, и я начинаю сходить с ума. Я вижу каждую черточку ее лица, до сих пор помню запах ее волос, ощущаю ее сказочное тело, и, господи, как я хочу ее! Глупо ехать сейчас домой, мне не избавиться от этого наваждения. Как же я смогу прожить эти два дня совсем рядом с Энн и не?..»

— Военный самолет шесть девять три, говорит посадочный радар, вступаю с вами в связь. Держите курс четыре ноль четыре, начинайте снижение с десяти тысяч двухсот метров… Доложите прохождение девяти и шести тысяч…

Голос оператора радара вернул его к действительности, и, мысленно поблагодарив его, Пруэтт снова сосредоточил все внимание на пилотировании своего мощного истребителя. Он сбавил газ и, как призрак, нырнул вниз из стратосферы, вызывая оператора, когда его тяжелый самолет прошел высоту девять тысяч, а затем шесть тысяч метров.

На высоте пяти тысяч метров он снова включил радиостанцию и вызвал радар. Оператор пункта наведения на авиабазе Саффолк увидел его на своем экране, а через несколько минут колеса его машины уже скрежетали по бетону. Он рванул ручку и выбросил позади самолета белое облако тормозного парашюта.

Выруливая вдоль района стоянки, Пруэтт смотрел сквозь боковое стекло кабины. Он увидел, что его встречает отец: высокий, статный, с копной седых волос, воплощение величавой гордости, стоял он и ждал сына.

Домой они ехали медленно. Пруэтт развалился справа, наслаждаясь передышкой от гонки через всю страну на самолете и от замысловатых электронных тренажеров. Как хорошо просто побездельничать несколько дней…

— Мы очень рады, что тебе удалось заглянуть домой, Ричард.

Он улыбнулся отцу.

— Я не надеялся, что удастся вырваться даже на такой срок. Работали день и ночь. Времени было очень мало, пришлось пошевеливаться.

— Сколько ты с нами пробудешь?

Пруэтт закурил сигарету и жадно затянулся.

— Не знаю. Может, улечу в ночь на воскресенье. Если повезет — в понедельник утром. Мне, наверно, позвонит Джим; он уже на мысе Кеннеди и приступил к делу. Работы еще невпроворот…

Нахмурившись, отец перебил его:

— Они там не очень торопятся? Я хочу сказать… ну, в спешке может получиться…

Он не докончил фразы. Пруэтт рассмеялся.

— Ничего подобного, папа. Там все проверяется по контрольным листам — до последнего винтика. Ничего не упустим.

Отец недоуменно посмотрел на него.

— Нет, правда, отец. Я знаю, это звучит немного громко, на манер сообщений НАСА: «Мы не произведем запуска, пока все не будет готово». Но так оно и есть. Я не взлечу и на сантиметр над землей, пока не будет абсолютной уверенности, что все сделано как положено. А кроме того — вспомни прежние полеты.

Пруэтт медленно выпустил клуб дыма и следил, как он завивается и плывет по воздуху.

— Не беспокойся. Пока все шло гладко.

Он разглядывал проплывающий пейзаж.

— Да, совсем забыл спросить… Как мама? Теперь уже засмеялся отец.

— Сам догадайся.

Пруэтт улыбнулся.

— Все еще огорчается?

— Это мягко сказано. Ты бы видел ее, Ричард. Она составила список гостей и держит его в секрете… Видишь ли, мне не хочется этого говорить, но мне кажется, что твоя мать возгордилась до того, что одних она принимает, а других уже нет. — Он недоуменно покачал головой. Благодаря тебе она теперь в нашем городе важная персона.

Пруэтта даже передернуло.

— И все потому, что ее маленьким мальчиком собираются выстрелить из пушки. — Он сел попрямее. — Но ты все-таки сумел отвести угрозу?

— О да, ты в безопасности. Не то что большого, даже маленького приема не будет. Правда, твоя мать вела себя так, будто ей нанесли смертельный удар, когда я сказал, что ты категорически возражаешь против какой бы то ни было шумихи. Ты расстроил все ее планы поблистать в обществе. — Он вздохнул. — И слава богу.

Перед въездом на лонг-айлендскую автостраду отец притормозил.

— Не хочешь поехать этим путем? Мы скорее попадем домой.

Пруэтт покачал головой.

— Нет, лучше будем медленно ехать по боковым дорогам. Люблю смотреть на деревья.

Несколько минут они ехали молча.

— Ричард!

«Вот оно. Это уже ясно по тому, как он произнес мое имя. Видно, разговора не избежать; может, уж лучше дать ему высказаться и покончить с этим…»

Он взглянул на отца, но не откликнулся. Старик глубоко вздохнул, а затем вдруг заговорил о том, чего они никогда не затрагивали в своих разговорах.

— Ты переписывался с Энн? — тихо спросил он.

— Нет, — без обиняков ответил Пруэтт.

Отец ждал, как бы молча умоляя сына поддержать разговор, взять на себя инициативу. Пруэтт выкинул сигарету в окно и сразу же закурил другую. И не произнес ни слова.

— Мать Энн… миссис Фаулер была у нас на прошлой неделе и…

Он уныло оборвал фразу.

«Бога ради, если уж ты решил сказать… говори!»

— Сынок, могу я быть с тобой откровенным… сунуть нос туда, куда меня не просят? Это между нами, — добавил он торопливо, — только здесь, в машине. Только с глазу на глаз. — Он угрюмо смотрел вперед. — Если не хочешь, я буду молчать.

«Мама, должно быть, пилила его по целым неделям. Черт побери, у старика это все наболело еще больше, чем у меня».

— Нет, папа. Выкладывай. По-моему, так будет лучше.

Неловкость, которую испытывал сидевший рядом седовласый человек, была почти осязаемой.

— Я… мне не хочется вмешиваться, Ричард. Но ты с Энн… ну, это же было почти решено много лет назад, что вы с ней… я хочу сказать…

— Ясно, ясно. Поженимся?

Отец сурово посмотрел на него.

— Да, да, поженитесь, — сказал он. — Ведь вы же не просто выросли вместе. Вы так подходили друг другу…

«Да, подходили, да, и сейчас подходим, но, господи, как мне не хочется, чтобы ты об этом говорил! Мне не хочется, чтобы ты воскрешал это в моей памяти. Да, мы с самого начала хотели пожениться. Мы тогда целую неделю провели вместе на катере, одни, только двое — она и я, и нам было невероятно… да, невероятно хорошо. Мы были одни, нас никто не торопил, мы любили друг друга, мы укрылись в свой маленький мир на целую удивительную, бесконечную неделю, и мы знали, что мы друг для друга и…».

— Не надо расписывать, — грубовато перебил он отца. — Подробности мне хорошо известны… Прости. Я не хотел тебя обидеть. Просто мне, понимаешь ли, удалось не думать об этом каждый день, и когда так вот снова заговаривают об этом, мне больно.

— Мы никогда не знали — и сейчас не знаем, что… что случилось. Знаю только, что твоя мать с миссис Фаулер толковали об этом часами. Энн обрывает мать всякий раз, когда та пытается завести об этом разговор, и я… ну, я тоже старался никогда не вмешиваться в твою личную жизнь.