Й. Несвадба - Мозг Эйнштейна

— Ваш Бруно, вероятно, гений, — говорил фон Шварц, когда вместе с Габихтом и поваром комендатуры ехал к Бруно.

— Он идиот, — возразил Габихт. — У нас есть врачебное свидетельство.

— Тупица! Неужели вы не понимаете, какую проблему решил ваш сын? Вы сами и двадцать вам подобных не можете добиться, чтобы наши снаряды поражали определенную цель, не умеете ими управлять. А этот пятнадцатилетний мальчишка направляет их прямо в окно с точностью до полуметра! Понимаете, как важно, чтобы снаряды "Фау-2" могли разрушать в Лондоне заранее намеченные объекты и нам не приходилось бы выпускать их наугад?!

Габихт совсем растерялся.

— Но я никогда не приносил домой планов прицельной стрельбы.

— Разумеется. Потому что их не существует. Их разработал ваш сын.

Фон Шварц приказал повару распаковать свои свертки. Впервые за четыре года войны повар сбивал натуральные сливки для парижского торта, наполнял трубочки кремом и растирал масло для слоеного теста.

Бруно накинулся на лакомства, как свинья. Буквально зарылся в них носом. А пани Габихт причитала, что он испортит себе желудок. Фон Шварц стоически ждал. Наконец мальчишка отвалился и хотел убежать.

— Постой! — майор схватил его железной рукой. — Такие сладости будешь получать каждый день, если расскажешь нам, как ты это делаешь!

— Что? — спросила мать. — Он ничего не делает, он послушный мальчик.

Но майор оттолкнул ее к стене.

— Как ты нацеливаешь свои снаряды? — заорал он прямо в ухо Бруно. — Признавайся, пока я не исполосовал тебе зад! — И вытащил из-за голенища хлыст.

Он взмахнул им, и пани Габихт упала в обморок. Никто не приводил ее в себя. Мальчик упрямо смотрел в угол комнаты, слизывая своим чересчур большим языком оставшиеся на подбородке крошки. Видимо, он ничего не понял. Он даже не сопротивлялся, когда майор его бил. Лицо Бруно при этом было лишено всякого выражения.

Фон Шварц сломал свой хлыст, вспотел и у него перехватило дыхание. Тогда он отпустил мальчишку и крикнул Габихту:

— Если к утру не выясните, как он это делает, ответит вся семья! Вместе с родственниками, — добавил он, выходя из комнаты.

Под окнами эсэсовцы уже выскакивали из машин, чтобы оцепить дом. Фон Шварц, сидя в автомобиле, все еще ругался. В этот вечер он отправился высыпаться в казарму и так и не вернулся в ратушу. Там оставалась только хорошенькая секретарша, вывезенная им из Италии в начале войны.

Ночью она погибла вместе с другими служащими, так как канцелярию в ратуше разрушил небольшой снаряд, который на этот раз пробил крышу и сжег все здание до самого фундамента. В казармах была объявлена тревога. Майор, вооружившись тяжелым парабеллумом, отправился к Габихтам.

— Где мальчишка? — сухо спросил он инженера.

Родители дрожащими голосами ответили, что он спит. Его нашли на веранде. Он монтировал ракету на игрушечном ракетодроме.

Фон Шварц пристрелил его сзади, выстрелом в затылок. Пани Габихт набросилась на него, хотела вырвать у него пистолет, она обезумела от горя, рвала на себе волосы и одежду.

— Что он вам сделал? Убийца!

Майор попытался ей объяснить:

— Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь убивал своих ближних в отместку за всякую мелкую обиду. И к тому же применял для этого самую современную технику. Он идиот.

— А что делаете вы? Скольких людей убиваете вы в Лондоне своими снарядами? Чем вас обидел любой из этих англичан? У вас нет никаких оснований для таких убийств. Все вы идиоты, все!

Фон Шварц хотел немедленно арестовать ее, но тут раздался вой сирены.

— Не надо объявлять тревогу! — крикнул фон Щварц в телефонную трубку. — Я уничтожил источник опасности…

В ответ на это зажигательные бомбы посыпались на жилые кварталы. Союзники открыли тайну Ксенемюнде. Этот налет стоил жизни четверти населения города. Погиб и инженер Габихт. Некоторые жалели его. Говорили, что он был замечательным инженером. Одним из первых создателей ядерного оружия. Гением.

Считаю, что подлинным изобретателем воздушного корабля был чех. Звали его Иржи Тума, он когда-то учился на жестянщика. Историки и поныне ведут споры, кто из французских изобретателей первым создал воздушный корабль. Неспециалисты связывают предоставление о воздухоплавании с именем графа Креппелина, в честь которого некогда был назван один из видов управляемых воздушных шаров.

В действительности, Креппелин обворовал нашего Туму. Они встретились в Гамбурге. Граф тогда собирался выйти в отставку. В прошлом он успешно подвизался на дипломатическом и военном поприще: молодым участвовал в войне Севера против Юга, завоевывал Париж под командованием Бисмарка, потом мечтал уже о завоевании всей Европы. Он весьма быстро сообразил, каким образом можно осуществить идеи безногого Тумы, который вот уже несколько лет просил милостыню как раз напротив графской канцелярии.

Тума остался без ног в австро-прусскую кампанию, будучи совсем еще молодым парнем; ом разжился тележкой и, прося подаяние, обошел пол-Европы. Безногий на тележке отталкивается руками, обмотанными тряпьем, беспомощно катится по городским улицам, по которым здоровые легко бегают, — все это производило впечатление, и прохожие бросали мелочь не считая. Так Тума путешествовал из города в город. Но в Гамбурге он осел: безногих здесь было множество, главным образом благодаря имперской политике, известной в те времена своими международными авантюрами. В Гамбурге, человек, который ползет по городу на тележке, никого не удивлял. И Тума радовался, если хоть раз в два дня ему удавалось набить брюхо объедками. Среди безногих не существовало ни вражды, ни конкуренции, как можно было бы предположить, скорее наоборот. Калеки и в своем нынешнем бедственном положении не забывали тяжелейших страданий прошлого — это были уличные философы. Кстати, в одном заброшенном домишке у них имелся своего рода клуб, где можно было переночевать. Они держали там служителя — бывшего боксера, — который охранял их от воров и грабителей, ибо случалось, что нищих грабили, когда они возвращались с промысла; ведь сами себя они не могли защитить. Однажды вечером Тума размечтался:

— Если у нас хватает на жалованье Францу, то почему бы нам не прикопить еще немного и не доставить себе удовольствия время от времени смотреть на мир с высоты — глядеть свысока на тех, на кого мы вечно взираем снизу вверх…

Никто ничего не понял. И Тума пояснил свою мысль. Когда-то в молодости ему довелось несколько раз подниматься на воздушном шаре. Это было излюбленным развлечением в дни народных гуляний еще со времен братьев Монгольфье, а теперь этот аттракцион усовершенствовали в Пруссии, где подумывали о том, чтоб применить воздушные шары для военной разведки. Но у Тумы была совсем другая идея: он хотел построить управляемый воздушный шар, нечто вроде воздушной лодки или воздушного корабля. Во всяком случае, так он об этом говорил. Уже несколько человек до него пытались создать такой шар. Но у них ничего не вышло, хотя они и располагали средствами куда более значительными, чем Тума. И вот теперь Тума покупал на пфенниги, стертые нищенские пфенниги, прорезиненную материю, различное оборудование и баллоны с водородом. Но до серьезного эксперимента дело не дошло. Так и не взмыл в небо управляемый безногими воздушный корабль, который мог всех их отвезти на какой-нибудь райский остров, где поселились бы одни безногие, — так что и завидовать им было бы некому. Этот корабль не взлетел в небо главным образом потому, что у строителей не хватило денег. После африканских экспедиций ряды безногих в Гамбурге выросли, и теперь подавали только тем, кто, кроме культи, мог похвастаться какой-никакой медалью за храбрость или рассказать о недавних подвигах в Камеруне. И безногим пришлось расстаться с Францем, своим телохранителем, и снова прятаться где попало.