Й. Несвадба - Мозг Эйнштейна

— Прежде всего я хотел бы подчеркнуть, — уверенно начал Разум, открывая прессконференцию, — что открытие сделано не мной. Подлинный его автор — наш коллега Пресл, трагически погибший сегодня. Он и все мои сотрудники…

Зал разразился рукоплесканиями. Да, да! Я-то думала, что Разума прогонят с кафедры, освистают, начнут ломать мебель! А ему рукоплещут за великодушие, за скромность! Он вознесся еще выше, и признание в том, что он присвоил чужое открытие, ему ровно ничего не стоило. Теперь я поняла, почему Пресл не пришел прямо к нам, поняла, почему ему было недостаточно признания Разума, почему нельзя допустить, чтобы Разум так легко отделался…

Ведь если мой муж действительно жаждет только личного успеха, если он хоть единожды поддастся искушению, он может погубить все человечество с той же легкостью, с какой сейчас обокрал или, допустим, лишь обошел Пресла. Если в руках у него безграничные возможности, он должен быть абсолютным совершенством, иначе все погибло. Это звучит невероятно, но это так, и ничего тут не поделаешь — в такую уж эпоху мы живем: во времена Хиросимы, сарина, табуна, ботулотоксинов и открытия Разума.

Я кинулась к министру, который беседовал с несколькими чиновниками. Но он меня не понял, наверное, решил, что я выпила лишнего, потому что я говорила сбивчиво и торопливо.

— Ваш муж уже сказал мне, что решил не ездить в Рим. Что ж, пожалуй, это разумно. А если международная организация биологов захочет перенести свою резиденцию к нам, мы возражать не будем. В конце концов лучший биолог мира сейчас у нас!

Значит, Разуму удалось и это! А почему бы нет? Будет даже очень лестно, если целое международное научное учреждение приедет к нему, как гора к Магомету.

— Но он совсем не ученый, он робот! — услышала я свой голос. — Он робот и держит в плену настоящего Разума, которого надо освободить!

Министр переглянулся с сотрудниками, и на лицах у них появилось такое же выражение, какое, видимо, было у меня и у моего мужа, когда мы впервые услышали гипотезу Пресла. Может быть, и меня отправят в психиатрическую лечебницу? Правда, у меня есть одно "преимущество": от меня пахнет алкоголем.

Я усмехнулась и нетвердой походкой пошла обратно к стойке. Это их успокоило. Люди вообще склонны относиться к пьяным снисходительно; они лишь улыбаются, глядя на этих наркоманов, слушая их бредни, их вздорную болтовню. Ведь человек одурманивает себя алкоголем, чтоб найти забвение, утолить неизбывную тоску. Что бы сталось с нашей цивилизацией, если бы человечество не знало алкоголя, не находило в нем призрачного счастья?

Я попыталась отыскать Ольсена или Яну, хотела предостеречь их насчет Разума, потому что все остальные сотрудники были на прессконференции, а врываться туда не имело смысла: там бы меня и вовсе высмеяли.

Но Яна и Ольсен куда-то исчезли. Я нашла их на втором этаже в секретариате. Ольсен вытирал со своих губ следы помады; рукав его светло-серого пиджака тоже был испачкан.

Я не сказала ему ни слова.

Яна перепугалась.

— Пани Разум…

— Ключи, дайте мне ключи! — потребовала я, — от всех комнат, от всех лабораторий!

Верила ли я, думала ли найти там настоящего Разума? Или надеялась, что его пошлют ко мне, он прибежит, мы объяснимся окончательно, и я наконец узнаю, кто был прав.

Отпирая одну за другой все двери, я впервые увидела помещения, где работает мой муж, впервые знакомилась со всем институтом. Я искала настоящего Разума, каким я знала его в прошлом, человека, который когда-то, после моего первого концерта, пришел ко мне, любимого мужа, от которого у меня растет ребенок, энтузиаста-ученого, твердившего мне о будущем человечества, о том, что люди станут работать коллективами и стремиться лишь к познанию и ко всеобщему благу. Этого мечтателя я любила!

Разум догнал меня уже на пятом этаже, в своем кабинете.

— Что это значит? Хочешь наверстать все, что упустила за многие годы? Ведь ты ни разу не пожелала прийти ко мне в институт? — улыбаясь спросил он, и вид у него был вполне человеческим. Я обняла его.

— Разум, я снова люблю тебя. Я так счастлива, что нашла тебя!

Повторилась та же ситуация, что утром с Преслом; как и он, я поверила, что передо мною Разум, человек, а не робот; вот только кухонного ножа я ему не вручала. — Я буду защищать тебя от всех роботов мира. Ты должен объединиться с людьми, ты должен победить!

Он медленно отодвинулся от меня.

— Не больна ли ты? Надеюсь, болезнь Пресла не была заразной? Минуту назад ты рассуждала вполне здраво. Ведь я принял твои условия и уже обо всем договорился с министром. Я заявил об авторстве Пресла. Чего же ты еще хочешь?

Да, собственно, чего я хочу? Разум нервно протер очки. Я не удивилась бы, если бы он вынул глаз и тоже протер его; теперь я снова была уверена, что передо мной робот.

— Ты всегда умеешь выйти сухим из воды, всегда умеешь удержаться на поверхности! — вскричала я. — Ты справишься со всем: будешь возглавлять международный институт, министерскую комиссию и коллектив ученых, будешь образцовым отцом и мужем и бог весть кем еще! Тем, чем тебя запрограммируют! Как всякий робот. Нет, ты не человек! И я расскажу об этом всем!

Но я понимала, что меня никто не станет слушать. Я знала так же хорошо, как и Пресл, покидая нашу квартиру, что в полиции над этим только посмеялись бы.

— Что вам надо? Что вам от меня надо? — повторял Разум, снова продолжая увещевать меня. — Если ты не сошла с ума, если ты нормальна и говоришь то, что думаешь, должны же быть какие-то основания, доказательства! Говори, и я охотно разъясню тебе все. — Вид у него был подавленный.

— Брось все, оставь научную работу, откажись от власти, от успехов. Только тогда ты снова станешь человеком, одним из простых обыкновенных людей. Пусть твои открытия не угрожают человечеству.

— Девчонка! — закричал он и чуть не накинулся на меня с кулаками. Я схватилась за край стола. Мы стояли в его кабинете, заставленном какими-то сложными аппаратами, машинами, измерительными приборами. Кабинет сверкал белизной. На Востоке белый цвет — цвет смерти.

— Кем бы ты сейчас была, не женись я на тебе? — гневно продолжал Разум. — Думаешь, я не знаю, что говорили о твоих музыкальных способностях? Никто не верил, что из тебя выйдет настоящая пианистка! Всю жизнь ты бы оставалась учительницей музыки. Торчала бы за расстроенным пианино где-нибудь на окраине. Ты преследуешь меня только из ревности, вот почему ты примкнула к моим врагам! Ты хочешь погубить меня, тебе не по душе мои успехи, ты не можешь простить, что в меня влюблена молодая девушка, а на тебя уже никто не смотрит! Иди, иди и говори обо мне, что хочешь, воображаешь, что кто-нибудь поверит твоим путаным рассуждениям! Кончишь, как Пресл… как и он…