Айзек Азимов - Шутник (Сборник о роботах)

Проблематика всех представленных в этом сборнике рассказов не выходит за рамки чапековских идей. Это, собственно, и дает право героям Фрица Лейбера («Серебряные яйцеглавы») то и дело произносить «Клянусь святым Карелом!» В устах роботов такая божба, безусловно, оправданна, как, впрочем, и слова «Клянусь святым Айзеком!» Ибо Айзеку Азимову принадлежат три магических заклинания, три, если угодно, алгоритма, которые определили статус роботов на земле людей.

Прежде всего они положили конец поистине ритуальным убийствам. Машины более не должны были убивать своих творцов, а напротив, всемерно их оберегать, помогать в работе и скрашивать досуг. Три основных закона роботехники, скрижали кибернетической эры, гласят:

1. Робот не может причинить вред человеку или споим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону.

3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам.

Эти законы знаменуют собой третий, современный этап робоэволюции. Юридически они, конечно, далеко не безупречны. И это понятно. Иначе они бы не оставляли места для любого конфликта робота с человеком, и тем самым тот же Азимов подрубил бы под собой сук и лишился бы тех острых ситуаций, на которых строятся его превосходные рассказы. Но франкенштейновские коллизии во всяком случае устраняются. И действительно, азимовский робот не способен причинить человеку сознательный вред.

Но рассмотрим, к примеру, следующую ситуацию. Допустим, потерпел крушение океанский лайнер (можно взять, конечно, и космический корабль). Пассажиры и экипаж разместились на шлюпках и отчалили от охваченного огнем корабля. Специальные роботы (они после спасения людей должны добираться до берега вплавь) укомплектовали каждую шлюпку всем необходимым. Остались две последние шлюпки: в одной старпом и десять матросов, в другой девять матросов и капитан. В этот момент горящая балка разбила один из двух оставшихся бочонков с водой. Разделить воду нельзя — нет ни свободной тары, ни времени. Как в этой ситуации поступит робот? Куда он бросит бочонок? В шлюпку, где на одного человека больше? Или же перевесит тяжесть капитанских шевронов?

Очевидно, таких или подобных, или же совершенно иных ситуаций можно придумать достаточно много (вспомним, например, эпизод из зала суда, где слушалось дело раба корректуры). Выходит, законы роботехники снимают лишь злую волю, не устраняя опасности в принципе. Страхи чапековской Елены, таким образом, совершенно оправданны. Вот и получается, что по-настоящему надежным будет лишь тот робот, который не только наделен всей человеческой информацией, но и руководствуется в своих действиях чисто человеческой моралью. А это в свою очередь предполагает свободу воли, понятия добра и зла и т. д. Одним словом, речь идет уже о моральном двойнике человека, что противоречит трем законам. В итоге эволюция роботехники вступает с этими законами в конфликт. Чапековские роботы восстают — это их правда. Азимовские робопсихологи вынуждены освободить свои детища от власти трех законов, и это правда логики, логика эволюции. Но куда приведет нас эта правда? Куда приведет нас азимовская «Женская интуиция»?

Вот почему во многих произведениях роботы фигурируют уже не как слуги людей, а как своего рода иная людская раса. У них своя культура, свои социальные и моральные устои. Но — и это главное — в глазах закона они уравнены с людьми. Таковы дух и буква нашей человеческой культуры, нашей цивилизации. Но конфликты людей и роботов — это уже, скорее, конфликты рас, что в конечном счете является отражением современных конфликтов в обществе с социальным неравенством. Так фантастика опережает время и заглядывает в будущее, не снимая вместе с тем с повестки дня наиболее острые проблемы современности. И здесь тоже две непримиримые, в рамках капиталистического общества, правды.

На что же способны роботы? Что могут делать уподобленные человеку андроиды, у которых понимание проблем бытия так близко к нашему и вместе с тем тан чудовищно упрощено, поскольку лишено вековых наслоений религии, мещанской морали и красивой неправды (или правды) искусства?

Они могут выполнять весьма обременительные для человека обязанности домашней прислуги («Робот, которому захотелось спать»). Порой они претендуют и не только на роль прислуги (рассказ немецкого писателя Зигберта Гюнцеля) и даже сочиняют превосходную научную фантастику, как герой Клиффорда Саймака, или же анекдоты и юмористические скетчи («Шутник» Уильяма Тенна).

Но комизм ситуации заключается в том, что все это они могут делать и сейчас! В худшем случае они научатся этому в ближайшие годы. Мне, например, довелось видеть компьютер (разумеется, не антропоморфный, ибо он был задуман только для вычислительных задач), который играл в шахматы на уровне шахматиста второго разряда и знал толк в преферансе. Мне приходилось также читать сочиненные машиной стихи и слушать машинную музыку. Например, на Международной промышленной выставке в Осака компьютер сочинял на заданный мотив вальсы и танго, фуги и шейки, блюзы и симфонии. Недавно, кажется в Бельгии, проходила выставка абстрактных полотен (в цвете), выполненных все теми же ЭВМ. Репродукции поражают продуманной цветовой гаммой. Можно возразить, что роботам далеко до Бетховена или Пушкина, Бердслея или Кандинского.

Сегодня далеко…

В принципе достаточно сложная машина может стать серьезным соперником человека и в области изящных искусств. Другое дело, кому это нужно? Но ситуации и взгляды меняются. Если сегодня на книжном рынке Запада великолепные произведения буквально тонут в потоке бульварной литературы, сочиненной непритязательными homo sapiens, то почему нас должны удивлять словомельницы Лейбера? Разве бульварное чтиво — это не тот же «словопомол»?

Отгремели словесные баталии, в которых профессора филологии со слезами доказывали кибернетикам, что машина не может ни мыслить, ни чувствовать — во всяком случае не должна, ибо, как утверждали даже некоторые вполне последовательные материалисты, творчество не материально.

Жизнь показала, что компьютер способен делать многое: все, что может человек, и кое-что, чего он не может, ибо достаточно сложная машина — это уже индивидуальность. Хорошие современные компьютеры можно пересчитать по пальцам, их не создают на конвейере. Достаточно же сложная специализированная машина вообще будет уникумом.

Одним словом, писателям-фантастам не надо доказывать читателю, что роботы могут выступать в качестве двойников людей. Читатель поверил в этом еще Гофману. Не приходится доказывать и того, что роботы способны играть эту роль достаточно успешно. Читатели научной фантастики в этом не сомневаются. Что же тогда остается, если в бунт машин никто больше не верит, а трагические ситуации запрещены законами роботехники? А собственно, ничего особенного и не остается, кроме обычных литературных ситуаций, в которых андроиды успешно заменили людей. Не удивительно, что в этих ситуациях можно найти немало забавного.