Лев Аскеров - Человек с того света

Наплывшая на глаза Фолсджера наледь, сменилась улыбкой.

— А я-то думал… — облегченно вздохнул он.

— Что?

— Думал тебе понадобилось выяснить все для того, чтобы определиться в своем отношении ко мне. Насколько, видишь ли, оно нравственно.

— Это я для себя определила давно. Хотя, если по честному, мне и сейчас интересно узнать, откуда этот узел — ты и гангстерство.

— Только-то? Пожалуйста, малышка… Вон сидит респектабельная компания. И вон… Кстати, посмотри как расфанфоронился тот во фраке. Конгрессмен, между прочим. Увидит меня — подбежит. Как чванливы все они и неприступны.

Благообразны, не правда ли? А копнись — сидят джентльмены удачи… Доллары, большие доллары, позволяющие им купить себе такую маску, без крови, предательств и подлости не делаются… И ты, и я, и все-все знают милые сердцу заповеди: «Не укради». «Возлюби ближнего». «Ни убий»… Я грезил ими, Доли. Да, если хочешь, и грежу. Готов их собственной кровью написать, где прикажут, если буду знать, что после этого их будут свято блюсти…

Но люди крадут и губят |друг друга. Никто из них, разумных, не хочет жить в бедности. От нее устают. Как нудно, как скучно и как унизительно быть бедным. Это — серая мгла… А жизнь одна, девочка…

Доли попыталась перебить его, но он властным жестом руки остановил ее. Фолсджер говорил без злобы, без гневного пафоса. Словно рассказывал обыденную забавную историю. Но ее-то обмануть было нельзя. Она видела и чувствовала, как в нем вскипало все так или иначе перегоревшее.

— И ты, и я, и все, кого не спроси, — продолжал Бен, — знают: «Укравший грош, стянет и быка». Однако никто и нигде, разве только дома, — не говорит, кто же является главным вором. К этому каждый рано или поздно приходит сам… Во всяком случае, я не припозднился.

Доли протянула через стол руку и мягко накрыла его ладонь. Благодарный ей за то, что она поняла его, Бен искренне засмеялся.

— Спасибо, малышка. Но это лишнее.

Доли отпивает из фужера.

— Отменное вино, — говорит она.

— Его подают только здесь… Как видишь, я не забыл твоих вкусов. Сухое. Самое лучшее, — похвастал он.

— И Терье тоже крепче сухого ничего не пьет.

— Он у тебя большой оригинал, — иронизирует Фолсджер.

— Не язви. Так оно и есть… Ты знаешь, чем он занимается?

— Химией.

— Вот и нет, — торжествующе заявляет она, — Временем.

— Чем? Чем? — переспрашивает Фолсджер.

Доли повторяет внятней. Озадаченный Фолсджер сосредотченно чешет затылок и с разочарованной миной на лице тянет;

— А я то думал вынашивает план вселенского восстания.

Доли, задетая за живое, хмурит брови.

— Извини, малыш, но я действительно никак не могу врубиться.

— Издеваться легче, чем понять, — горячо говорит она. — Ну ответь мне, что такое по-твоему Время? Как ты его понимаешь?

— Просто. Без всяких заскоков, — пожимает плечами Бен.

— Ну, ну, — подталкивает она его.

— Пожалуйста… Мы здесь вдвоем сколько времени? — Бен смотрит на часы, — 35 минут. Не виделись мы еще больше — четыре месяца… Прошлое мое составляет 36 лет. Это — время? — спрашивает Бен и сам же отвечает: — Время!.. — затем широко улыбнувшись добавляет:

— Будущее какое-никакое, вероятно, все-таки будет у меня. Тоже время… Потом утверждают: время — вечно. По мне же, если я кончусь, это не будет иметь никакого значения. Еще говорят: время летит, бежит, тянется. Однако, как я полагаю, торопимся или медлим мы сами, а время преспокойненько стоит на месте… Выучиться, вырасти, состариться, построить, преодолеть, покрыть расстояние, сделать шаг, одним словом, все требует времени…

— Все погружено во Время. Все находится во Времени, — подхватывает она. — Не так ли?

— Наверное, — соглашается он.

— Мы ощущаем жизнь, пока находимся в пространстве, заполненном Временем, и пока чувствуем его в самих себе. Люди же, так уж повелось, либо совсем не задумываются о его значении в их жизни, либо задумываются постольку поскольку. Весьма упрощенно. Как ты и я до недавних пор. Но каждый из нас жив, пока живо в нем чувство Времени… Лишь со смертью мы теряем это чувство…

— Как и любое другое, — парирует Бен. — Мертвого не мучают никакие ощущения — ни голода, ни холода.

— Да, но все эти понятия из области конкретной физиологии и морали. Они вторичны. Не было бы жизни, не было бы и чувств. Они что-то значат для человека, пока он существует в пространственной среде времени, производящей его на этот свет со своим присущим только ему временем. И всю свою жизнь ход личного времени, заложенного в нем изначально, неразрывно связан с пространством времени, в котором он пребывает… Каждый человек ощущает в себе целый мир. Загляни в себя и ты сможешь сказатъ как сказал один из неизвестных мудрецов: «Я — царь, я — раб, я — червь, я — бог…»

— Почему неизвестный? — возразил Фолсджер. — Это сказал большой русский поэт Державин.

Доли с удивлением уставилась на него. Хотела что-то спросить, но, махнув рукой, продолжила:

— Может быть. Не знаю… Я о другом. О том, что каждый из нас найдет в себе все — и великое, и ничтожное. Но в необыкновенно просторном промежутке этом люди проявляются по-своему, живут и смотрят на мир тоже по-своему. Время каждого — это в каждом случае свой, неповторимый образ жизни, мыслей, восприятий… Многолико Время в каждом в отдельности, но едино оно в нашей Вселенной…

Может быть, это не мое дело, но мне не приходилось в литературе сталкиваться с гангстерами-интеллектуалами. Преступник — он и есть преступник. И надо показывать его черную, низкую душонку, а не идеализировать…

Как было бы просто, если бы человечество делилось на узколобых со свирепым взглядом — преступников и противоположных, им людей со светлым челом, кротким и мудрым выражением глаз. И даже в таком идеальном случае находятся люди с патологическими признаками. Но патология не правило, а исключение из него…

«…Человек многозначен. Это микромир со своим Пространством-Времени. Человечество никогда не избавится от преступлений и преступников, пока не познает Пространства-Времени — Общее и Индивидуальное, — а познав, не научится воздействовать на него. Себе во благо…»

На мой взгляд, преступник—продукт несовершенства Человечества и создаваемых им обществ… Интеллектуальность его (некоторых из них) только подчеркивает этот общий порок…

Что касается Фолсджера, насколько я знаю, он учился в университете. И потом, кто сказал, что интеллигентность — это только образованность. При определенной грамотности ей достаточно природного ума…