Юрий Петухов - Бунт вурдалаков

Здоровяки-монстры оказались на редкость живучими. Они поднимались после каждого удара и тупо, обезумевшими носорогами, шли на Ивана. Они были в бурой крови, рваные раны обнажали серое, пульсирующее мясо, но казалось, они не чувствовали боли.

Нет, решил Иван, тут надо иначе. Надо ломать кости. Надо бить их смертным боем, без пощады! В очередной раз сбив с толстенных кряжистых ног одного из монстров, он не дал ему подняться, резко взмыл вверх на два метра и всей силой своего налитого тела, в падении, выставляя кованные каблуки, проломил грудную клетку — одновременно три жёлтых обломанных кости, прорвав слои мяса и жира, вышли наружу. Закрепляя победу, Иван вышиб монстру нижнюю челюсть, сокрушил переносицу и сильно ударил в открывшееся горло ребром ладони. Судорога пробежала по телу здоровяка. С ним было кончено.

Со вторым Иван не стал церемониться. Поймав на себя его прямой удар, он резко развернул огромную тушу и одним взмахом руки перебил монстру хребет — тот словно переломился напополам. И мешком рухнул под ноги победителю.

— Я так за тебя переживала, — отрывисто сказала невесть откуда возникшая рядом Алена. Она сжимала в руках лучемёт. И смотрела на Ивана безумными, счастливыми глазами. — А ты здорово их…

— Работа такая, — скромно ответил Иван, пытаясь усмирить дыхание. — Как там этот несчастный?

— Еле дышит.

— Ничего, откачаем.

Алена вдруг изменилась в лице.

— Гляди-ка!

— Что там? — Иван полуобернулся.

Ничего страшного не было. Просто истерзанная, залитая поганой бурой кровью туша монстра ползла к ним. Выкаченный глаз был налит злобой.

Когтистые лапы скребли глину, песок просеивался между жирными волосатыми.

пальцами.

— Мало? — поинтересовался Иван.

И одним движением сломал шейные позвонки — нога мелькнула молнией, чудовищная морда нелепо вывернулась, выкатывая остывающий глаз в чёрное беззвездное небо.

— И всё-таки нельзя так, — проговорила ни с того, ни с сего поникшая Алена. — Они ведь тоже живые, они всё чувствуют, всё понимают, они тоже создания Божьи…

Она не успела договорить — Иван резко пихнул её в бок, спасая от уродливой лапы, потянувшейся к её ноге. Монстры ну никак не хотели издыхать!

— Здесь свои законы, Алена! Дай-ка мне эту штуку! Он взял в руки лучемёт и двумя короткими вспышками превратил останки монстров в месиво.

— Вот так-то лучше будет.

Вспомнилось, как в заколдованном лесу — том самом, первом, в который он попал после неудачной высадки на планету, чащобная нечисть, перебитая, разодранная в клочья, уползала с поляны за деревья. Там нечему было ползти, двигаться — но жалкие останки, мертвечина ползла, извивалась. В каждом мире свои порядки!

Иван подошёл к бесчувственному человеку, лежавшему на песке. На страдальца было страшно смотреть — лицо и тело его представляли из себя одну сплошную рану: перебитый в нескольких местах нос, разорванные и исцарапанные щеки, лоб в запекшейся крови, изрезанная и исколотая кожа, вся в синяках и ссадинах. И он ещё дышал!

Иван вытащил шарик стимулятора. Сунул его в рот человеку. Но стиснутые зубы не дали шарику проникнуть внутрь. Кадык несколько раз судорожно дёрнулся, тело выгнулось… и опало.

— Он мёртв, — сказала Аленка.

— Да, они убили его!

Иван не знал, что делать дальше. В этой пустыне некуда было идти.

Программа! Чёртова программа, ну почему же ты не срабатываешь, когда в тебе есть необходимость?! А может, программа иссякла? Может её действие распространялось только до входа в само Пристанище? А кто сказал, что они уже проникли в него?! Пустыня очень похожа на мир сна, тот самый мир, где висел над землею, не касаясь её, огромный чудесный шар, тот мир, где Ивана чуть не погубил подлый колдун-психоэнергетик, назвавшийся Аввароном Зурр бан-Тургом. Может, они с Аленой не приблизились к цели, а наоборот, удалились, потеряли её?

Над Иваном с шумом и сипом пролетела большая птица с человеческой головой. Желтым огнём кольнули немигающие глаза.

— Иван! — позвала Алена. Он подошёл к ней.

— Смотри!

Красавица протягивала ему на ладони странную прозрачную вещицу с ноготок величиной. Это был крохотный обломочек чего-то явно искусственного.

Красный маленький шарик словно запекся в стекле.

— Теперь я точно знаю, — проговорила Алена взволнованно, — это кусочек покрытия геноторроида, понял?

— Не совсем, — ответил Иван, хотя правильнее было сказать: «Совсем не понял! И навряд ли пойму!»

— Геноторроиды стояли в залах. В каждом по два или три. Они использовались только на полигоне. Теперь понимаешь? Их нельзя было использовать вне полигона, запрещалось категорически!

— Ну и что?

— Это Полигон, Иван!

Местность была пустынной, плоской, на ней и впрямь можно было гонять всякую технику, проводить испытания. И потому Иван, ещё раз осмотрев окрестности, согласился.

— Таких полигонов и на Земле и во Вселенной тьма-тьмущая, — сказал он с улыбкой.

— Нет Иван. Полигон один! — оборвала его Алена самым серьёзным образом. Таких совпадений не бывает. Предбанник. Этот осколок. Моя память…

— Ты ещё не совсем проснулась, милая, — Иван обнял её.

— Пусть я не совсем проснулась! Но я пробуждаюсь, я обретаю себя, Иван. А ты ещё спишь! — Она посмотрела на него как-то печально, словно заглядывая в будущее и видя там нечто страшное, касающееся их двоих. — Ты ещё спишь. И я боюсь за тебя… — она помолчала и добавила: и за себя тоже, Иван. Нам не выбраться отсюда. Из Полигона нет выхода.

И снова над их головами промелькнула тень большой птицы.

— Не нравится мне всё это, — проговорил Иван. Он хотел добавить ещё что-то. Но не успел.

Голова была на удивление ясной, чистой и пустой. Казалось, подвесь внутри её колокольчик или хотя бы один его язычок, и зазвенит она, загудит переливами и звонами. Откуда пришла в него эта ясность и пустота, Иван не понимал. Он вообще ничегошеньки не понимал. Ему ни с того, ни с сего привиделось вдруг, что некая незримая сила вытащила из его черепной коробки все мозги, разложила их на прозрачно-невидимой плоскости и перебирает-перемывает их помаленьку. Ощущение было новое и непонятное, но ничего неприятного, болезненного в нём не было. Только журчал будто бы звонкий ручеёчек. Овевало ветерком, да распутывало всё склубившееся в мозгах, вытягивая ниточку за ниточкой, паутинку за паутинкой. И было это всё в какой-то светлой, напоенной голубизной тьме-полумраке. Будто сказочные сумерки сгустились перед глазами, завесили всё пеленою неизъяснимого. А что было до сумерек? Пустыня. Монстры-здоровяки. Алена.

Бездыханное тело. И ещё что-то… ах, вот, птица, большая птица.

Иван попробовал открыть глаза. Не получилось. Будто свинцовые валики придавили веки. Он повернул голову — шея слушалась его плохо, но слушалась.