Павел Молитвин - Проклятый город

Снегин вытер со лба испарину, безо всякого уже удовольствия хлебнул теплого соку — идти к холодильнику было лень; кондиционер барахлил с прошлого лета, а долгожданной вечерней прохлады не было и в помине.

Значит, наблюдатель отсутствовал на посту в тот миг, когда Эвридика начала делать нечто непредвиденное, что должно было привлечь его внимание. Она вышла из «окна» и попала в поле автоматических видеокамер, которые зафиксировали четырех налетчиков и «психа». Причем камеры отсняли нечто такое, о чем широкой общественности сообщать не следовало, и что по обоюдному согласию службы безопасности МЦИМа и Маринленда скрыли от публики, сочинив легенду о «заокеанской сообщнице террористов». Но почему бы, спрашивается, не придумать историю об овечке, которая отбилась от стада и была похищена пробегавшей мимо стаей волков? Только ли желание скрыть нерадивость наблюдателя была причиной обвинения Эвридики в сговоре с налетчиками? И что могло случиться с ней на самом деле? Сердечный приступ? Выглядит достоверно: рассорилась с мужем, переволновалась… Вот только к подводным экскурсиям люди, не обладающие крепким здоровьем, не допускаются, об этом написано во всех рекламных проспектах, и правило это неукоснительно соблюдается, за чем бдительно следят страховые компании, обслуживающие клиентов Маринленда.

А если не приступ, то что? Мисс Вайдегрен считает сестру совершенно здоровой и про наркотики не упоминала. Не знала, или это очередная подстава, в которой мистер Пархест принимал непосредственное участие? Но ему-то это зачем? Или ему-то как раз больше всех надо? Хотя брачный контракт не дает причин подозревать его. Вроде никакой корысти гробить свою женушку у него нет… Ах, какая забавная складывается картина! На песке в общем-то построенная, но попробуйте-ка что-нибудь другое, столь же правдоподобное из имеющихся фрагментов сложить…

Снегин откинулся на спинку кресла и, устремив взгляд на висящую на противоположной стене стереокопию с картины Ван Гога, где червонным золотом сияли залитые лучами заходящего солнца поля, подумал, что напрасно прибедняется: версия выходит очень даже убедительная. Подтвердится она или нет, ясно будет уже завтра — спасителям Эвридики надобно как-то от нее избавляться, а он, похоже, единственный человек в этом городе, интересующийся ее судьбой и официально заявивший об этом в Интернете.

Что бы там о нем ни говорили, распутывать тугие узлы он насобачился — упорства, внимания, терпения, равно как и умения слышать недосказанное и домысливать недописанное, ему не занимать. А если добавить к этому проницательность, развившуюся с годами в некое шестое чувство, то придется признать, что Эвелина Вайдегрен сделала правильный выбор. Жаль только о Пархесте у него мало информации, но, даст бог, к завтрашнему дню станет больше. Не зря же он поручил Тартищину «повисеть» у мистера Пархеста на телефоне, а Щербатого просил пасти безутешного супруга, пока тот не покинет Питер. Может, и американские коллеги подсобят и накопают чего в ответ на его запрос.

Сладко потянувшись, Игорь Дмитриевич вооружился ручкой, чтобы набросать схему дальнейших действий, и тут во второй раз за вечер напомнил о себе визор. И вновь на экране, вместо лица собеседника, высветилось текстовое сообщение:

«Опять взялся за старое, душной козел? Прекрати рыть себе могилу, не ищи на жопу приключений! Найдешь — не обрадуешься…» — прочитал Снегин и, криво усмехнувшись, нажал клавишу сброса. Вот вам и первое подтверждение того, что рыба на крючке крупная. «Если бы со мной был мальчик, мне было бы легче». — вспомнил он старика Сантьяго. Цепочка ассоциаций потянулась от «Старика и моря» к «Островам в океане», от боя быков к «Кармен», и он принялся, безбожно фальшивя, насвистывать «Марш тореадора».

За никелевую монетку достоинством в двадцать центов парнишка довез Радова до причала Главного здания Морского корпуса, расположенного в бывшем Фрунзенском универмаге, и даже вызвался подождать его возвращения, чтобы доставить обратно на Большую землю.

— Не жди, — коротко отклонил это предложение Юрий Афанасьевич, будучи твердо уверен, что чем бы ни кончился его визит к куратору Морского корпуса, услуги лодочника ему больше не понадобятся. Если высокое начальство примет его и решит не отдавать на съедение МЦИМу, каким-никаким катерком, чтобы добраться до Укрывища, он тут разживется. Если же Илья Михайлович Чернов не захочет ссориться с власть имущими, то средство передвижения, почетный эскорт и бесплатное жилье будут обеспечены Радову до конца дней.

«Впрочем, еще не факт!» — упрямо сжав губы, подумал Юрий Афанасьевич, осматриваясь по сторонам и прикидывая пути и способы обрести свободу, коли затеянное им дельце не выгорит.

Главное здание Морского корпуса находилось на границе затопленного города с Большой землей, начинавшейся в этом месте с южной набережной Обводного канала. Бывший Фрунзенский универмаг и стоявшие напротив него дома по Московскому проспекту опустились в воду метра на четыре, в то время как строения по другую сторону Обводного катаклизм полувековой давности не затронул. Хотя, в корне изменив жизнь города, именно он явился причиной того, что на территории бывшего Первого молокозавода был возведен двадцатипятиэтажный «Хилтон-отель». Из его окон приезжавшие со всех концов света туристы могли наслаждаться зрелищем ушедшего под воду центра Санкт-Петербурга, утершего-таки нос надменной Венеции по всем статьям…

Проходивший мимо курсант лихо отдал Радову честь, группа других, стоящих на дальнем конце причала, начала шушукаться, с любопытством поглядывая в его сторону, и тот, последний раз окинув взглядом надводную часть Главного здания МК, гулко топая форменными ботинками по причальному понтону, у которого покачивалось дюжины полторы глиссеров, катеров, моторных и весельных лодок, зашагал к парадному входу, бывшему некогда окнами второго этажа универмага. Козырнув стоящему у дверей караулу, Юрий Афанасьевич прошел в холл, предъявил дежурному офицеру пластиковое удостоверение личности и, поздравив себя с тем, что его не пытались арестовать прямо здесь, направился к лестнице. Сделал ручкой Леше Тарасову, заступившему на пост командира охранного взвода, отдал честь идущим навстречу офицерам-инструкторам школы Сил внутреннего правопорядка, с которыми во время операций по очистке города от всякой мрази ему часто приходилось работать плечом к плечу, и решил, что пока все идет как по нотам.