Павел Молитвин - Наследники империи

Как бы то ни было, нгайи повадились совершать набеги на окружавшие Бай-Балан селения, а посылаемые горожанами в степи карательные экспедиции вырезали целые становища Черных Дев, чего Омамунга, естественно, стерпеть не могла. Ее восседающие на могучих единорогах дочери раз за разом стирали с лица земли деревни, предавали огню посевы, забирали собранный урожай, и хотя селянам благодаря бдительным дозорам удавалось обычно вовремя укрыться за городскими стенами, ущерб, понесенный ими от нгайи, не мог быть возмещен никакими походами вглубь степей. Снаряжавшие экспедиции унгиры не слишком охотно делились трофеями с пострадавшими, да и пользы от обращенных в рабство чернокожих воительниц было меньше, чем вреда. Нгайи со временем тоже поняли, что набеги на деревни не дадут им тех товаров, которые они могли бы получить в результате мирной торговли. В конце концов заинтересованные стороны пришли к соглашению: Девы Ночи, не появляясь на улицах города, получали право при посредничестве селян беспрепятственно продавать и закупать в Бай-Балане все что душе угодно, а удаленные от моря деревни обязались платить им небольшую дань, которую, при желании, можно было расценивать как плату за пользование принадлежащими нгайям землями.

В связи с тем, что Девы Ночи не отказывались получать часть дани рабами, наиболее предприимчивые сельские старосты, случалось, дабы поправить дела в неурожайный год, отправляли в Бай-Балан ловцов «живого товара». Те, чтобы не портить отношения с горожанами, ограничивали, как правило, свои аппетиты чужеземцами, и Совет унгиров смотрел на эти вылазки сквозь пальцы. А что еще ему оставалось делать? Война с нгайями — дело убыльное, а купцы деньги считать умеют… Нжиг, впрочем, уверял Батигар, что ничего худого ей Девы Ночи не сделают, — по-настоящему плохо приходится у них в рабстве мужчинам, женщин же, какого бы цвета кожи они ни были, Мать-Омамунга своим дочерям обижать не позволяет…

Глядя на приближающихся всадниц, принцессе хотелось верить, что староста знает, о чем говорит. До сих пор, во всяком случае, слова его не расходились с делом, и обращались с ней, как с очень дорогим товаром. Судя по тому, что других рабов она на груженных данью телегах, отправленных селянами к условленному месту встречи с Девами Ночи, не видела, цена ее в их глазах и правда была высока. Хотя рабыня, сколь бы дорогой она ни была, всего лишь рабыня и есть… Но Батигар-то долго оставаться в рабстве не собиралась! Так или иначе, она удерет и вернется в Бай-Балан, а там… Что ей делать в городе, если Мгал к тому времени покинет его, она решительно не представляла и старалась над этим вопросом не задумываться. Сначала надобно суметь из плена вырваться, а уж потом…

— Бай-ай-йар! Бай-ай-йар! — Истошные вопли чернокожих наездниц огласили окрестности, и единороги с рыси перешли на шаг. Тонг, на котором сидела Батигар, испуганно запрядал ушами, возницы телег, сбившись вокруг Нжига, замерли, настороженно осматривая подъезжавших нгайй.

— Да не оскудеет чрево Матери Омамунги! Да прольются милости ее на живущих под Небесным шатром! — гортанным голосом воскликнула предводительница Дев, и всадницы, все как одна, бросив упряжь, вскинули руки в ритуальном приветствии.

— Мир вам, дочери Великой Матери! — провозгласил Нжиг, как и всадницы вздымая обе руки над головой. — Примите наши дары в благодарность за то, что позволено нам вкушать плоды земли вашей!

— Бай-ай-йар! Бай-ай-йар! — дружно ответили ему восемь всадниц и, соскользнув со спин единорогов, устремились к трем тяжело груженным телегам. Предводительница их направила своего зверя к группе селян, спрыгнула с высокого седла в нескольких шагах от Нжига и негромко заговорила со старостой, в руках которого откуда ни возьмись появились восковые дощечки с долговыми записями.

Восседавшей на тонге Батигар никто, казалось, не интересовался, и ей представилась прекрасная возможность рассмотреть своих будущих хозяек и единорогов, вблизи представлявших еще более диковинное зрелище, чем издалека. В существах этих, высотой превосходящих тонгов и сравнимых с дикими северными лошадями, безусловно было что-то от глегов. Чрезвычайно широкие и массивные, они были покрыты толстенной, похожей на роговые пластины кожей, пробить которую смогла бы, да и то с очень близкого расстояния, только арбалетная стрела. Маленькие глазки их смотрели с тупым упрямством и злобой, но в то же время видневшиеся в открытых, истекавших слюной пастях зубы были плоскими, предназначенными скорее для того, чтобы перетирать растительную пищу, чем рвать мясо и крошить кости. Стопы коротких столбообразных ног оканчивались тремя сросшимися, похожими на копыта пальцами и тоже наводили на мысль о том, что, несмотря на грозный облик и устрашающий рог, существа эти не являются хищниками, хотя покладистым характером и не отличаются. Наверно, приручить их ходить под высоким, рассчитанным на двух всадниц седлом стоило большого труда, и, переведя взгляд на Дев Ночи, Батигар отметила, что при ближайшем рассмотрении хрупкими они не казались. Черно-красные, мускулистые тела их отличала звериная грация, и если на единорогах они выглядели изящными и невесомыми, то рядом со значительно уступавшими им в росте селянами нгайи производили впечатление сошедших на землю богинь. «Вот так же, верно, выглядели и мы с Чаг среди скарусов», — подумала Батигар, но тут же постаралась отогнать от себя невеселые мысли. Предаваться в ее отчаянном положении грустным воспоминаниям — роскошь совершенно непозволительная.

Наблюдая за тем, как ловко полуобнаженные нгайи, одеяние которых состояло из коротких пестрых юбочек, ожерелий, ручных и ножных браслетов, навьючивают снятые с повозок тюки на единорогов, принцесса не сразу смогла взять в толк, как посылаемым некогда бай-балан-цами экспедициям удавалось причинить хоть какой-то вред этим воинственным девам. Однако вновь пришедшие ей в голову воспоминания о скарусах как будто подтверждали рассказы Нжига. По крайней мере длинные копья нгайй с широкими, листоподобными наконечниками вряд ли пробили бы сплошной бронзовый нагрудник или пластинчатый доспех, и, сойдись Девы Ночи с исфа-тейскими гвардейцами без своих единорогов, не сносить бы им голов…

— Эй, рабыня, слезай с тонга! Дальше поедешь на гвейре!

Принцесса вздрогнула, не сразу сообразив, что это к ней обращается закончившая переговоры с Нжигом предводительница Дев Ночи.

— Тебе говорю, слезай! — повторила нгайя и повернулась к ближайшей чернокожей девушке, тащившей от телег огромную плетеную корзину. — Шигуб, помоги ей взобраться в седло! Поручаю тебе присматривать за новой рабыней!