Боб Шоу - Обратная связь (сборник)

Одержимый подводил действие к неизбежной перестрелке, в которой бандит, конечно, получил свое, но все же успел всадить пулю и в Уилса. Хлещет кровь. Зияющая рана. Уилс на полу. К нему бросается официантка, она хочет помочь. Одержимый изрыгает проклятия в ее адрес. Девушка рыдает. Очень трогательно. Уилс остановил изображение.

— Ну, что скажете?

Я постарался скрыть свое разочарование.

— Неплохо. Действительно высококачественная имитация. Но ведь какие-то эпизоды вы играли сами?

Он торжествующе засмеялся.

— Нет, я не актер. Правда, мне пришлось натянуть на себя всю эту амуницию. Кроме того, я принимал разные позы, чтобы загрузить в память необходимую информацию. Еще, пожалуй, мимика. Некоторые до сих пор привлекают непрофессиональных артистов, чтобы выполнять наложение и коррекцию изображений с использованием реальных персонажей. Я же предпочитаю работать "с портрета", когда можно делать с исходными копиями все что угодно. Я еще, например, не знаю, появится ли мое лицо в окончательном варианте этой сцены.

— Девушка, похоже, расстроена.

— Она влюблена в меня. По сценарию, разумеется.

Он прокрутил картину обратно, к началу стычки.

— Тонкость — это самое главное. И чувство меры. Вот здесь, видите? Что-то не так в выражении лица Мэлига. Я стремлюсь очень точно передавать настроение. По-моему, здесь я перестарался с изгибом губ.

Я следил за тем, как он медленно перемещает небольшой фрагмент изображения, переворачивает его, каждый раз внося едва заметные изменения. Губы бандита чуть выпрямились, наклон головы стал более естественным. Одержимый проделал все это еще два-три раза.

— Ну, как теперь?

Особого восторга я не выказал. Стиль вполне сносный, для детских фильмов в самый раз, но далеко не высший класс, не то, что я искал.

— Очень неплохо, — отозвался я.

Заставить увлеченного человека слезть со своего любимого конька — дело нелегкое.

— В наших руках инструмент, который позволит неузнаваемо преобразить творческую деятельность, всю индустрию развлечений. Теперь продюсеры и режиссеры уже не будут калечить авторский текст, а актеры — интерпретировать его, как им вздумается. Я смогу, черт возьми, создавать все от начала и до конца, не выходя отсюда — мои персонажи будут делать то, что я хочу, говорить то, что я хочу, и именно так, как они, по моему разумению, должны это говорить. Блестящая перспектива. Наконец-то зрителям откроется красота авторской мысли, не искаженной исполнителями, всеведущими критиками и прочими невеждами, которые думают, будто знают, что автор хотел сказать на самом деле.

Чтобы перевести разговор на другую тему, я просил его:

— А откуда вы взяли весь антураж?

— Позаимствовал из старинной ленты «Шейн». И девицу тоже нашел в киноархивах. Некая Ивонн де Карло. Слышали о такой?

— Нет, — соврал я, не желая раскрывать свои источники информации.

— В архивах масса материала, — сказал Уилс, — на котором без труда можно построить любой сюжет. Реальной обстановкой и реальными персонажами манипулировать гораздо проще. Правда, и здесь расходов не избежать, да и конфликты тоже возможны. Тем не менее я считаю, что несравненно большее удовлетворение получаешь, когда имеешь возможность все — от сценария до готового фильма — создавать самостоятельно.

— Но ведь добиться абсолютного реализма чрезвычайно сложно? Ведь только на первый взгляд кажется, что это просто.

— Вы совершенно правы, — с готовностью подтвердил он. — Это тонкая работа. — И, как бы оправдываясь, добавил: — Надо чтобы на экране жили не только основные действующие лица, но и прочие персонажи. Именно поэтому я перенес бармена в другой угол бара, а остальных разместил на втором плане. Действие должно концентрироваться на главных героях. Только сам автор ясно представляет себе все это, он знает свое произведение лучше любого режиссера и пресловутых звезд, которые получают бешеные деньги и так и раздуваются от самодовольства.

Изображение на экране БРВ оставалось неподвижным. Машинально, почти подсознательно Одержимый еще немного подправил выражение лица бандита, оттенив его подбородок.

— Обладая такой системой, автор становится истинным художником. Эта группа клавиш — моя палитра, и, нажимая их, я наношу "нежнейшие мазки", несмотря на то что мой «холст» находится в постоянном движении. Я могу сделать так, чтобы дул ветер, шелестели листья, раскачивалась лампа, лил дождь. Мистер Раффаков, Отис, поверьте мне, это самый великолепный инструмент, который когда-либо оказывался в распоряжении творческой личности.

Я согласно кивнул, сохраняя задумчивый вид.

— Этот бандит, — как, вы сказали, его зовут? — он очень похож на Бранта Хьюза.

— Мэлиг? Мэлиг Нантмен. Законченный негодяй. Кстати, вы ведь не видели, что предшествовало той сцене. Не хотите ли посмотреть все с самого начала? Я высоко ценю ваше мнение. Вы можете дать гораздо более квалифицированную оценку, чем любой из моих обычных визитеров.

После того как я вежливо отказался, до него, как видно, наконец-то дошло, что я сказал.

— Брант Хьюз? Вы так думаете? — Он взглянул на по-прежнему неподвижное изображение. — Это, наверно, чисто случайно.

— Тем не менее, — возразил я, — вы ведь знаете, что говорится в законодательстве о художественных произведениях: не допускается копирование реальных людей, ни умерших, ни ныне здравствующих. Если в этой сцене вы не измените черты лица бандита, думаю, Хьюз вполне может подать на вас в суд за незаконное копирование его внешности.

На лице Уилса отразилось некоторое замешательство.

— Это возможно?

— Разумеется, — сказал я как можно убедительнее. — Как дважды два — четыре. Я не знаю, как там насчет Ивонн де Карло и истек ли срок действия авторских прав на «Шейн», но то, о чем я говорю, — совсем другой случай, и о нем не стоит забывать.

— Да-да. — Я почувствовал, что его замешательство продлится недолго. — Это моя первая попытка создать полнометражный видеофильм. По существу вы видели лишь пробу. Я могу сменить лица. И даже антураж. — Он уговаривал сам себя, причем собственные доводы казались ему очень убедительными. — Самое главное — разработать основную тему, определить ключевые моменты сюжета, добиться того, чтобы действие развивалось в нужном направлении. Лицами можно заняться в последнюю очередь. Подработать их, устранить сходство с кем бы то ни было. Не правда ли, мистер Раффаков?

Подработать. Тонкости у него не больше, чем у начинающего маляра. Как был обычным мультипликатором, так и остался им.

— Безусловно, — сказал я.

С меня было достаточно. Я пытался найти образец совершенства, до которого ему было пока далеко. Оказывается, сложнейшая аппаратура — это еще не все. Я не возлагал особых надежд на вопрос, который собирался ему задать, но постарался сформулировать его как можно более обтекаемо: