Стефан Вайнфельд - Симпозиум мыслелетчиков

Он ушел, на прощанье помахав мне конечностями, а когда удалился настолько, что его уже нельзя было различить невооруженным глазом, вытащил мои стержни и принялся их уплетать. Я наблюдал за ним в бинокль до тех пор, пока меня не ослепила яркая вспышка. Когда я опять обрел способность видеть, над горизонтом плыло лишь небольшое облачко.

С тех пор я убеждаю каждого, что обжорство — большой порок, — закончил мой друг Катапулос, накладывая себе на тарелку очередную, четвертую порцию жаркого.

Уже несколько минут Кон пытался сообразить, где же он находится и что за тип медленно прохаживается по небольшой мрачной комнатке, в которой он неизвестно как оказался. Пока что было ясно одно: все происходит наяву, но легче от этого не стало.

Кон закрыл глаза и попытался восстановить ход событий.

Была среда, семнадцатое июля. Это он помнил. Он стартовал из района Юпитера, солнце виднелось на заднем экране. Испытательный полет проходил без неожиданностей, все механизмы и приборы работали нормально до тех пор, пока…

Да, теперь он вспомнил все. Скорость составляла половину скорости света, двигатели давали шестьдесят процентов максимальной мощности, ускорение, которого он не ощущал в своей безынерционной камере, достигало прямо-таки фантастических величин. Он передвинул вперед рычаг тяги, чтобы проверить, дадут ли двигатели полную мощность. Ускорение возросло.

«А что если сбросить тягу?» — подумал Кон, сдвинул рычаг в нулевое положение и взглянул на акселерометр. Сначала он подумал, что заело стрелку прибора, но первые же результаты контрольной проверки показали, что дело обстоит хуже: фотонный двигатель потерял управляемость. Он работал почти на полной тяге, и запасов топлива было вполне достаточно, чтобы выбросить ракету за пределы Солнечной системы. Надежды никакой. Фотонный двигатель пошел вразнос, и его нельзя было остановить. Он прекратит работу, только когда полностью израсходуются запасы топлива. Однако прежде чем это случится, ракета успеет набрать околосветовую скорость.

Кон знал, что не в его силах что-либо изменить, поэтому волноваться и нервничать бессмысленно.

Скорее по многолетней привычке, а не из надежды на спасение он включил установку для анабиоза и лег как можно удобнее. Случись все это в Солнечной системе, его бы рано или поздно нашли, но сейчас…

…И вот теперь эта слабо освещенная комната и человеческая фигура… Значит, все же каким-то чудом, по необъяснимой случайности он вернулся? Фантастика!

Кон открыл глаза, пошевельнулся и глубоко вздохнул. Фигура подплыла и остановилась рядом с ним, вырисовываясь на фоне стены, которая стала желтоватой. В комнате посветлело, и Кон опять решил, что он спит.

Перед ним стояло нечто, весьма отдаленно напоминавшее человека: белая глыба, похожая скорее на снежную бабу или человека, который только что вынырнул из кадки с густой сметаной.

— Добрый день, — сказало Нечто. Произношение у него было безукоризненным. — Ты уже… э… очухался?

Кон глядел на снежную бабу и всеми силами старался проснуться.

— Я спрашиваю, ты здоров? — уточнила снежная баба.

— Думаю… д-д-да! — пробормотал Кон, с трудом сдерживаясь, чтобы не щелкать зубами. — Кто ты?

— Я не «кто», а «что». Я обслуживаю девяносто четвертую станцию Контроля.

— Где я? — крикнул Кон. Он быстро сел и свесил ноги, а снежная баба попятилась, еще больше расплылась и почти совсем утратила сходство с человеком.

— Ты на девяносто четвертой станции Контроля Галактического Космоплавания.

Кон осовело смотрел, как руки и ноги белой снежной бабы сливаются с бесформенным, теперь ставшим цилиндрическим туловищем. Он вздрогнул.

— О, прости! — бывшая снежная баба молниеносно превратилась в идеальную человеческую фигуру, напоминавшую классическую скульптуру из белого мрамора с белыми глазами и губами. — Прости, но мне чрезвычайно трудно сохранять все время твою форму. Никогда в… э… жизни я не видела ничего менее функционального…

— Стало быть, это не твоя форма?

— Само собой. Твоя.

— А как выглядишь ты?

— Никак. То есть по-разному, в зависимости от потребности и обстоятельств. Но твоя форма исключительно сложна.

— Тебя это затрудняет?

— Меня ничто не затрудняет. Просто, чтобы сохранять себя в этой форме и одновременно разговаривать с тобой, нужно слишком много внимания, и поэтому я начинаю расплываться.

— Тогда прими самую удобную для тебя форму!

— Так ты согласен?

— Да.

— Благодарю. Так и запишем! — классическая скульптура с явным облегчением расплылась и осела на пол в виде большой приплюснутой капли.

Кон присмотрелся внимательнее. Капля не была неприятной или скользкой, она напоминала большой белый и гладкий дождевик либо кусок хорошо замешенного теста. Кон все яснее и яснее понимал, что это явь, действительность…

— Так видишь ли, пришелец, — продолжал дождевик, — инструкция, которой я подчиняюсь, требует, чтобы я принимал форму существа, с которым у меня установлен непосредственный или же телетрансляционный зрительный контакт. Разговаривать я обязан также на языке этого существа. Должен сказать, что все это не так просто, особенно когда впервые имеешь дело с новым типом существ, например с тобой.

Кон осмотрелся. Комнатка была небольшая, никакой мебели, кроме мягкого ложа, на котором он сидел. Ни двери, ни окна.

— Скажи, как я тут очутился? — спросил он. — Да, прежде всего, как тебя зовут?

— Никак. Только живые существа имеют право на имя. Для удобства можешь называть меня Мик. Это сокращение: младший инспектор контроля. Но только неофициальное.

— Слушай, Мик, что все это значит? Где я? В Солнечной системе?

— Если я верно расшифровал записи приборов твоего космолета, ты прошел путь, который свет преодолевает примерно за пятьдесят единиц, называемых у вас годами. С кораблем что-то стряслось, и тебя занесло сюда случайно…

У Кона закружилась голова.

— Но сейчас ты в безопасности. Я оживил тебя в полном соответствии с инструкцией, которую обнаружил у тебя в ракете. Ты находишься на станции Контроля, принадлежащей Союзу межгалактического космоплавания — сокращенно СМЕК. СМЕК да и только. Твой корабль не отзывался на вызовы и не передавал опознавательных сигналов, к тому же он не отвечает нашим требованиям. Во исполнение инструкции я перехватил его и поместил на запасном космодроме станции.

— А где находится твоя станция?

— То есть как где? В пустоте, на границе области, входящей в Конвенцию Космоплавания — сокращенно КОКО. Это очень нужная станция — с гордостью сказал Мик. — Мы следим за порядком в пустоте. А ты нарушил несколько параграфов КОКО. Поэтому я и вынужден был задержать тебя.