Ярослав Астахов - Умная пыль

Тяжелый самолет идет высоко над пеленой туч…

Обыденная картина для третьего десятилетия двадцать первого века, но… если присмотреться внимательнее – кое-какие черты выбиваются весьма резко из плоскости привычного восприятия.

И даже можно видеть градацию: чем ближе к земной поверхности – тем таковых больше.

Обычно золотое сияние неба высоко над. И красный резкий контраст рассветного, широко разверстого, горизонта.

Однако – странноват самолет. Размерами с пассажирский лайнер – он вовсе не напоминает его. Машина словно вся сложена из угловатых и сросшихся между собой коробок. Или как будто смонтирована из броневых плит.

Наверное, применена технология, делающая воздушный корабль невидимым для радаров противника. Но, если это боевая машина, то почему под крыльями не видать пушек, ни многоствольных вертящихся пулеметов, ни подвесных ракет?

Поверхности цвета чуть влажного асфальта пересекаются под неестественными углами. Летящая конструкция в целом напоминает ската, зловещего и печального, – изваянного ортодоксальным последователем кубизма.

Однако наиболее странное представляют собою… тучи.

Они напоминают пульсирующие мышечные волокна.

Они невероятно подвижны, как можно наблюдать лишь в ускоренной киноленте.

Они сплетаются в бесконечную стремнину серо-стального цвета, летящую тем же курсом, что непонятного назначения самолет… и с тою же почти скоростью!

И внутренне пространство данного воздушного судна также не лишено странностей.

Салон являет подобие конференц-зала. Миниатюрного, но прекрасно технически оснащенного. Располагающиеся в нем кресла смонтированы на некотором расстоянии друг от друга, что создает комфортное ощущение пространства.

Одно из кресел, венчаемое довлеющим подголовником, удалено в направлении носового отсека и развернуто к остальным. Изящный столик с овальной деревянной столешницей отделяет его, подчеркивая особость места.

Иллюминаторов нет, и это, несмотря на неброского типа роскошь, рождает впечатление бункера… или склепа.

На троне – будем называть вещи своими именами – мужчина в штатском.

Подобная характеристика актуальна, ибо остальные присутствующие – без исключения – экипированы в мундиры. Как правило – генеральские. Различных степеней высшей табели о воинских рангах и представляющие разные роды войск.

Единственное же исключение – женщина с темной кожей, на которой мундир полковника. По-видимому – изготовленный на заказ, ибо бросаются в глаза игривые отклонения от протокола строгого армейского кроя. Пожалуй, женщине около двадцати двух лет. И в сочетании с полковничьим мундиром это являет наглядную иллюстрацию тому, что в мире равных возможностей…

– …Вы будете об этом рассказывать своим детям! – говорит штатский. – Оплот свободного мира начинает новую эру в области технологий ведения больших войн! Я рад, что это стало уже традицией для нашей уникальной страны. Когда-то люди удовлетворяли свою первейшую и естественную потребность – стрелять друг в друга – с помощью кремния. Но появился небезызвестный полковник и поворот барабана изобретенного им револьвера перевернул мир! Его потомки не посрамили столь выдающегося своего предка. Вы помните, какая жирная точка была поставлена после слова «конец» в последней большой войне? Точнее – даже две точки.

На лицах многих из внемлющих этой речи рождаются белозубые улыбки. Как правило – столь же искусственные, как зубы. Секунды три перепархивает по бортовому конференц-залу вкрадчивый аплодисмент.

– Надеюсь, – продолжает человек в штатском, кивнув ресницами, – мы сделаемся сегодня достойны славы отечественных героев. Смотрите: перед вами снаряд, по сравнению с которым даже плутониевая разделяющаяся боеголовка покажется погремушкой! Словом… перед вами УМНАЯ ПЫЛЬ!

И тут же за спиной штатского на торцевой стене медленно скользят в стороны бесшумные створки. Сначала плазменный экран идет волнами, а затем на нем возникает изображение.

Оно являет крутящуюся медленно сферу цвета ружейной стали. На этом фоне выделяются белесые кольца, которые окаймляют черные зрачки дыр. И если бы они не располагались так удручающе симметрично, то в целом это могло бы сойти за стилизованное изображение Луны.

– Она способна решить экологические проблемы, – мечтательно улыбается человек в штатском. – Как высказался однажды Михаил Сергеевич (он произносит, старательно, «Микхаэл Сьергъеэвитч»), «устраните 90% человеческого населения Земли и нарушать ее экологию будет некому»!

– Она немногим более по размеру обыкновенной пылинки. Она маневренна, как сам черт, – продолжает он. – Вы видите, сколько дюз! Не бойтесь, я не собираюсь вас утомлять пространными рассуждениями о тяге, на которой работает нанодвигатель.

При этой последней фразе присутствующие молчат как-то по-особенному глубокомысленно. Лишь молодая женщина вдруг улыбается во весь рот, вполне искренне.

Улыбка адресована человеку в штатском, что истолковывает ее, вероятно, так: «Какой ты у меня умный, что милостиво не утомляешь простую девушку техническими деталями».

Возможно видеть и другой смысл: «Так уж я и поверила, будто такой, как ты, способен был бы и вправду рассказать принципы нанодвигателя».

– Магнитное поле связывает летучие микросферы между собой, – вещает, между тем, штатский. – И это делает их узлами как будто бы кристаллической решетки. Но это «жидкий» кристалл… или говоря точнее -очень умный кристалл. Его решетка способна принимать ряд разных конфигураций. Мы в состоянии управлять изменениями ее, подавая импульсы с этого борта. Вы можете убедиться сами!

С экрана за спиной человека в штатском исчезает изображение сферы в белесых кратерах. Его смывает краткая рябь радужных косых волн и предстает панорама, которую передает, вероятно, камера, смонтированная на носу самолета и склоненная чуть вниз: бескрайняя серо-стальная равнина туч, сплетающихся в поток.

Ее поверхность слегка пульсирует, словно бы она соткана из живых волокон…

– Теперь смотрите внимательнее!

Сплошное только что полотно распадается вдруг на полосы, как если бы по нему черкнули незримой гигантской лапой, вооруженной несметным числом когтей. Теперь машина летит над полем из бесконечных свинцовых гряд, сходящихся, словно бы лучи раскрытого веера, к горизонту.