Анатолий Днепров - Разговор с чужой тенью

Когда мы поднялись со скамейки, кусты позади громко затрещали. Я вдруг увидел, как там, в полумраке метнулась неясная тень. Опять дипломники? Ну что за наглецы...

- Неслыханная дерзость, - прошептал я.

В ответ Галина странно засмеялась. Домой проводить себя она не разрешила.

5

С Касьяновым мы снова встретились только через неделю, когда лаборатория окончила напряженную работу по изготовлению пробного образца микроминиатюрной вероятностной памяти нового типа. Касьянов, положив руку па небольшой хлорвиниловый блок, включающий в себя миллионы искусственных нейронов, улыбнулся и сказал:

- Ну, теперь можно немножко снять напряжение. Вы, ребята, кажется, изъявили желание пойти в турпоход? - обратился он к дипломникам.

- Да.

- Неделя в вашем распоряжении. Кстати, Виктор, Галина обращалась ко мне с просьбой отпустить ее на несколько дней к матери. Как ваше мнение?

Я подумал. Мне очень этого не хотелось, но пришлось согласиться.

- Вот и хорошо. А мы останемся с вами и немножко поспорим. Я уверен, что в этом споре возникнут новые интересные идеи для нашей последующей работы.

Я был несколько удивлен и раздосадован, когда узнал, что Галина уехала, не попрощавшись со мной. Лаборатория сразу стала для меня пустой и неуютной. Только сейчас, когда этой девушки больше не было рядом со мной, я почувствовал, как много она для меня значила... Весь день я слонялся из угла в угол, не зная, за что приняться. А затем в душе вспыхнуло решение, то самое решение, которое рано или поздно приходится принимать каждому человеку, для которого другой человек перестает быть безразличным.

"Вот приедет, и все решится".

От этой мысли мне сразу стало легко, и в веселом и бодром настроении я отправился в кабинет профессора Касьянова, чтобы вступить с ним в спор. О, теперь у меня были тысячи аргументов. Теперь я сам был главным аргументом против профессора!

- Сядем? - как всегда с хитроватой усмешкой предложил Касьянов.

- Сядем, - ответил я.

- Прежде чем спорить, я хочу задать вам вопрос, который мне было не очень удобно задавать при дипломниках. Вы проверили качество монтажа новой памяти?

-Да.

- Радиокомпоненты только высшего класса?

- Вы сами знаете, как нужно отвечать на этот вопрос, профессор. С высокой степенью вероятности, да.

- Ну, хорошо. Так вот что я хочу вам сказать. Ваши возражения относительно того, что самые тонкие эмоциональные движения человеческой, как вы ее называете, души, не могут быть запрограммированы и алгоритмизированы, не выдерживают никакой критики.

- Доказательства? - потребовал я.

- Вот вы убедили неопытную девчонку, вашу Галину, что я выживший из ума старый дурак.

- Я так не говорил!

- Ну, может быть, не так. Но смысл был таков. И что же? Ваша поклонница убедилась в обратном! Вам она просто поверила, а меня она поняла. Вы чувствуете разницу?

- Пока нет.

- Она толковая девчонка, эта Галина Гурзо. У нее гибкий аналитический ум. И когда я предложил ей разобраться в новом алгоритме, который предусматривает подсознательную, не осознанную деятельность центральной нервной системы, когда она разобралась в задаче, поняла ее, тогда она пришла к выводу, что вы не правы!

- Не может этого быть! - воскликнул я. - Галина всегда была на моей стороне!

- Была, да сплыла. Вот и вам я советую разобраться как следует в этом интересном вопросе. Просто возьмите ее рабочую тетрадь и почитайте.

Слова Касьянова сильно меня взволновали. Моя Галина - и вдруг в лагере противника! Я вспомнил, что последнее время она уклонялась от разговоров на эту тему. Но оставался еще главный, как мне казалось, аргумент.

- Профессор, вы можете доказывать на бумаге все, что угодно, но вы не можете переложить на бумагу мои чувства. Понимаете? Мои. Я люблю Галину.

Я был вправе ожидать, что мое сообщение заинтересует его. Действительно, он поднял брови и спросил:

- Вы это серьезно?

Я взбесился.

- Может быть, вы мое чувство к ней тоже сможете разложить в ряд рекурентных формул? Может быть, вы напишете уравнение того, что делается у меня в душе? Может быть, вы составите график моей тоски по этой чудесной девушке? Может быть...

Он поднял руку, останавливая меня. Лицо у него было хмурое и сосредоточенное.

- Ну что ж, - сказал он, - по правде говоря, я давно это сделал. Вы не хотите заняться моей теорией? Отлично. Я поручу вашей лаборантке Гурзо изложить вам эту теорию популярно. Гурзо знает ее в совершенстве.

Я пытался еще что-то возражать профессору, но он ничего не отвечал, а только качал головой. Никогда еще я не видел его таким серьезным и обеспокоенным. Мне даже показалось, будто он сам почувствовал, что где-то допустил ошибку...

6

Неделю, в течение которой отсутствовала Галина, я провел в мучительных размышлениях. По совету Касьянова я взял ее рабочую тетрадь и принялся разбираться в исписанных мелким аккуратным почерком страницах. Очень скоро формулы обычной математической логики кончились, и появились новые операции, новые обозначения и новые символы. Я не без удивления установил, что математические познания Галины превосходили все, что можно было ожидать. Я почувствовал себя неловко. Почему я раньше не присмотрелся к ее работе, не узнал как следует, чем она занимается?..

Галя застала меня в тот момент, когда я дочитывал последние страницы.

- Именно в этот момент я и прозрела! - воскликнула она, подбегая ко мне.

Ее лицо было радостным и веселым, глаза искрились.

- Интересно, правда, Виктор Степанович? Что ни говорите, а наш старый учитель - гений!

Мне оставалось только виновато улыбнуться и сказать:

- А вы все же предательница!

- Помните знаменитое "но истина дороже"? Так вот, я решила ничего больше на веру не принимать. Давайте доказательства - и точка! Касьянов представил доказательства.

Тогда я сухо произнес:

- А вы знаете, это не доказательства. Это бумага. В том, о чем я спорил с ним, и теперь буду спорить с вами, доказательным может быть только прямой эксперимент. История науки знает много примеров изящных доказательств на бумаге, которые были похоронены не менее изящными опытами. Пока такого еще не поставили.

Галина пожала плечами и недовольно поморщилась.

- Ну, знаете ли, в таком случае вы отрицаете роль теории. Вы рассуждаете, как голый эмпирик.

Я вдруг остро почувствовал, что навсегда потерял союзника. Ее насмешливый взгляд и веселый голос принадлежали теперь совсем другой Галине. Я посмотрел на нее и вздохнул.

- Как быстро вы меняете свои взгляды...

- Дело не во взглядах. Да, до сегодняшнего дня я верила в чудеса. Но разве доказательство, что чудес не бывает, не призвано направлять меня на путь истины? То, что люди называют принципиальностью, очень часто оказывается упрямой беспринципностью.