Олег Никитин - Живые консоли

– Я проводила опыты с ее спинным мозгом, – пояснила Рибосома. – В прошлом году я занималась совершенствованием болевой чувствительности и придумала использовать спинно-мозговые узлы.

– Но ведь они годятся не только для симуляции боли, – заметил Тима. – Им доступна и поверхностная чувствительность кожи, и вибрационная.

– Так-то оно так, – согласилась Рибосома. – Но дело в том, что я использовала латеральный спинно-таламический путь.

– А-а… Ну и что? Как это может помешать мне использовать этого биона?

– У нее сильно поврежден таламус. – Нейрохимик похлопала Гамету по лопатке и приказала креслу принять первоначальное положение. – Я не имею ввиду физически: для этого пришлось бы вскрывать ей черепную коробку. Нет, просто он, как бы это выразиться… пережжен, что ли.

– Не понял.

Рибосома взяла со стола скальпель и сделала несколько надрезов на бедре, руке и щеке биона, однако реакция подопытной оказалась совсем не такой, какой ожидал Тима – Гамета-третья широко улыбнулась и закатила глаза.

– Как видишь, ее проводящие пути перестроились, и теперь таламус направляет сигнал в центры удовольствия, а не боли.

– Как вам… тебе удалось этого добиться?

Изобретатель был искренне поражен.

– Химия, мой юный друг, обычная химия, – улыбнулась Рейнская. – Галлюциногены в первую очередь.

– Вы… ты необыкновенный нейрохимик! – в восхищении пробормотал Тима. – Теперь я понимаю, что после тебя мне тут делать нечего. Но зачем понадобилось эксплуатировать болевые центры? Насколько я могу судить по себе, люди стремятся избегнуть боли всеми способами. В первую очередь, снижая мощность передаваемых из Сети сигналов, опасных для психики. Некоторые пренебрегают реалистичностью и вообще низводят болевой порог до нуля. А в результате, случайно ударившись локтем об угол ванной, испытывают подлинный шок и растерянность. Так в чем секрет?

– Нет никакого секрета, – лукаво усмехнулась Рибосома. – Посмотри на нее.

Тима перевел взгляд на Гамету и увидел, что та, позабыв обо всем, закрыла глаза и теребит края ранок. Искаженные черты лица ее явственно свидетельствовали о наслаждении, бродящем по нервным цепям биона.

– Ты можешь мне не верить, но в мире есть не меньше миллиарда людей, в любой момент готовых подвергнуть себя самым разнообразным пыткам…

– В 6 раз меньше одного процента!

– И тем не менее они приносят нашей корпорации немалую прибыль, – заявила Рибосома самодовольно. – Надо, правда, заметить, что «Консолям» удалось захватить едва ли десятую часть рынка сбыта, но и этого вполне достаточно. Кстати, я лично разработала не меньше пяти подпрограмм для самоистязания, они пользуются стабильным спросом среди пользователей наших специализированных имплантов. Так что, можно сказать, крошка Гамета – мой соавтор. – Она потрепала биона по щеке, вызвав кратковременный всплеск ее недовольства. – Ну, довольно, поиграла и будет.

Программа быстро зарастила псевдо-раны и блокировала все ощущения Гаметы.

– Почему мне кажется, что я уже когда-то тебя встречал? – спросил Тима, оформив словами бродящие в голове смутные образы прошлого.

– Как думаешь, что еще может помочь «Кишке длиной в 12 пальцев»? – спросила Вероника.

Она уже выключила воду и нежилась в теплых воздушных потоках, струившихся из тех же самых дырок в стенах.

– Смена названия, – после некоторых раздумий ответил Кассий. – Лексико-эстетическим анализом этого словосочетания выявляется его неблагоприятное воздействие на ассоциативно-эмоциональный настрой потенциального слушателя.

– Когда ты успел его провести? – усмехнулась девушка.

– Только что. На общедоступном узле филологов есть программа.

– Много ты понимаешь в человеческой психологии! Браун опрашивал своих знакомых критиков, предлагал пять или шесть названий. И они выбрали именно это!

Она вышла из ванной комнаты и, как была без одежды, легла на тренажер. Кассий задействовал процедуру анализа состояния ее организма и выявил легкую степень атрофии мышечных тканей в области плечевого сустава левой руки.

– Лечение? – уточнил Кассий.

– Мог бы не спрашивать, – проворчала Вероника.

Химический процессор замигал огоньками, синтезируя подходящую дозу стимулятора, затем добавил обезболивающий компонент и наполнил смесью шприц.

Доза беззвучно вошла под кожу, затем включилась интенсивная вибрация пораженного участка тела. Через несколько минут Кассий повторил анализ. На этот раз все признаки атрофии, разумеется, отсутствовали.

Лаборатория Рибосомы определенно нравилась Тиме своим творческим «беспорядком». В то же время хозяйка без труда отыскивала нужные ей предметы – вот что значит правильная организация рабочего пространства! «Это опыт», – подумал Тима и решил позаимствовать у нейрохимика расположение ее испытательных стендов и контрольных панелей.

Локальный тип освещения, когда особенно отчетливо было видно только самое важное, а все несущественное в данный момент скрывалось полумраком, также привел его в восторг.

– А ведь я тоже помню тебя, – с удивлением проговорила Рейнская, всматриваясь в коллегу. Он закрыл глаза, быстро прокручивая в памяти череду своих многочисленных знакомых, но среди них, канувших в небытие многие годы назад, ее лица не было. – Ты посещал курсы в Департаменте образования несколько лет назад!

– Да, конечно, – сказал Тима. – Как и ты, наверное.

– Я отняла у тебя запрещенную программу.

Так и есть. Виденное вблизи в течение минуты лицо Рибосомы, искаженное лихорадочным, испуганным восприятием совсем юного Тимы, ожило в его памяти благодаря словам нейрохимика. Тело на мгновение ослабло – вновь, как и тогда, смятое адреналиновой атакой и последовавшими за ней бегством и пленением.

– Все позади, – выдохнул он и улыбнулся. – Ты поступила правильно.

Рибосома приблизилась к нему и мягко охватила его теплыми руками. Подстроив фокусное расстояние глаз, он в деталях рассмотрел ее суженные черные зрачки в обрамлении карих радужек и розовато-желтых белков.

– Тебя поймали?

– Да, конечно. Но я ничуть не жалею об этом. Закон строг, но справедлив.

– А где твой приятель? Который убежал в другую сторону?

В попытке вспомнить, как его звали, Тима перебрал несколько имен, но нужное так и не промелькнуло.

– Не знаю, я больше никогда его не видел.

Образ его оставался тверд и не прогнулся под напором Рейнской: Тима в эти минуты как раз вспоминал «спасение» Ирины и блуждания по катакомбам. Рибосома замкнулась и отошла к столу, обозначив возврат на прежний (вполне официальный) уровень их служебных отношений.