Артур Кларк - Практичное изобретение

— Дело в том… принцип тут очень простой. Человеческое ухо… Вы ведь знаете, что оно не слышит всего; есть звуки, высокие или низкие, которые наше ухо не в состоянии уловить.

— Да, — произнес доктор. — Это так.

— Ну, вот, короче говоря, мы не можем услышать высокого звука с частотой свыше 15 тысяч колебаний в секунду. У собак слух гораздо тоньше, чем у нас. Вы знаете, наверно, что можно купить свисток, издающий такие высокие звуки, какие вы сами не услышите. А собака тотчас же услышит.

— Да, я когда-то видел такой свисток, — подтвердил доктор.

— Конечно, есть звуки и еще более высокие, выше, чем у этого свистка! На самом деле это вибрации, но я привык называть их звуками. Разумеется, вы тоже не можете их услышать. Есть и еще более высокие, еще и еще — бесконечная последовательность звуков… Миллион колебаний в секунду… и так далее, насколько хватит чисел. Это значит — бесконечность… вечность… за пределы звезд…

С каждой минутой Клаузнер все больше оживлялся. Он был тщедушным, нервным, его руки находились в непрестанном движении, большая голова склонялась к левому плечу, словно у него не хватало сил держать ее прямо. Лицо его было безбородое, бледное, почти белое, он носил очки в железной оправе. Выцветшие серые глаза смотрели озадачивающе, отрешенно. Это был слабый, жалкий человечек, блеклая человеческая моль. И вдруг она забила крылышками и ожила. Доктор, глядя в это странное бледное лицо, в выцветшие серые глаза, почувствовал в этом чудаке что-то неизмеримо чуждое, словно дух его витал где-то очень далеко от тела.

Доктор ждал. Клаузнер вздохнул и крепко стиснул руки.

— Мне кажется, — продолжал он теперь уже гораздо свободнее, — что вокруг нас существует целый мир звуков, которые мы не можем слышать. Возможно, там, в неуловимо высоких сферах, раздается музыка, полная изысканных гармонических созвучий и страшных, режущих ухо диссонансов. Музыка столь могучая, что свела бы нас с ума, если бы мы только могли ее услышать. А может быть, там нет ничего…

Доктор все еще стоял, держась за ручку двери.

— Вот как, — произнес он. — Так вы хотите это проверить?

— Не так давно, — продолжал Клаузнер, — я построил простой прибор, доказывающий, что существует множество не слышимых нами звуков. Частенько я наблюдал, как стрелка прибора отмечает в воздухе звуковые колебания, в то время как я сам не слышал ничего. Это именно те звуки, которые я мечтаю услышать. Хочу узнать, откуда они и кто или что их издает.

— Так эта машина на верстаке и позволит вам их услышать? — спросил доктор.

— Может быть. Кто знает? До сих пор мне это не удавалось. Но я внес в нее кое-какие изменения. Сейчас их нужно опробовать. Эта машина, — он прикоснулся к ней, — способна улавливать звуки, слишком высокие для человеческого уха, и преобразовывать их в слышимые нами.

Доктор взглянул на черный, продолговатый, гробообразный ящик.

— Значит, вы хотите перейти к эксперименту?

— Да.

— Ну, что ж, желаю удачи. — Он взглянул на часы. — Боже мой, я должен спешить! До свидания.

Дверь за доктором закрылась.

Какое-то время Клаузнер возился с проводкой внутри черного ящика. Потом он выпрямился и взволнованно прошептал:

— Еще одна попытка… Вынесем наружу… тогда, может быть… может быть… прием будет лучше.

Он открыл дверь, взял ящик, не без труда вынес его в сад и осторожно опустил на деревянный столик на лужайке. Потом принес из мастерской пару наушников, включил их и поднес к ушам. Движения его были быстрыми и точными. Он волновался, дышал шумно и торопливо, открыв рот. Порой он снова начинал заговаривать сам с собой, утешая и подбодряя себя, словно боялся и того, что машина не сработает, и того, что она будет работать.

Он стоял в саду возле деревянного столика, бледный, маленький, худой, похожий на высохшего, старообразного ребенка в очках. Солнце село. Было тепло, безветренно и тихо. С того места, где Клаузнер стоял, он видел через низкую ограду соседний сад. Там ходила женщина, повесив через плечо корзинку для цветов. Какое-то время он машинально наблюдал за ней. Потом повернулся к ящику на столе и включил свой прибор. Левой рукой он взялся за контрольный переключатель, а правой — за верньер, передвигавший стрелку на полукруглой шкале, вроде тех, какие бывают у радиоприемников. На шкале виднелись цифры — от пятнадцати тысяч до миллиона.

Он снова нагнулся над машиной, склонивши голову набок и внимательно прислушиваясь, а потом правой рукой начал поворачивать верньер. Стрелка медленно двигалась по шкале. В наушниках время от времени слышалось слабое потрескивание — голос самой машины. И больше ничего.

Прислушавшись, он ощутил что-то странное. Будто его уши вытянулись, поднялись вверх и будто каждое соединено с головой тонким, жестким проводом, который все удлиняется, а уши уплывают все выше и выше, к некоей таинственной, запретной области ультразвуков, где они никогда еще не были и, по мнению человека, не имеют права быть.

Стрелка продолжала медленно ползти по шкале. Вдруг он услышал крик — страшный, пронзительный крик. Вздрогнул, уронил руки, оперся о край стола. Огляделся, словно ожидая увидеть существо, испустившее этот вопль. Но вокруг не было никого, кроме женщины в соседнем саду. Кричала, конечно, не она. Нагнувшись, она резала чайные розы и клала их в корзинку.

Крик повторился снова — зловещий, нечеловеческий звук, резкий и короткий. В этом звуке был какой-то минорный, металлический оттенок, какого Клаузнер никогда не слышал.

Клаузнер снова огляделся, пытаясь понять, кто же кричит. Женщина в саду была единственным живым существо в поле его зрения.

Он увидел, как она нагибается, берет в пальцы стебель розы и отрезает его ножницами. И снова услышал короткий вопль.

Крик раздался как раз в то мгновение, когда женщина перерезала стебель.

Она выпрямилась, положила ножницы в корзинку и собралась уходить.

— Миссис Саундерс! — громко, в волнении закричал Клаузнер. — Миссис Саундерс!

Обернувшись, женщина увидела своего соседа, стоявшего на газоне, — странную фигуру с наушниками на голове, размахивающую руками; он окликнул ее таким пронзительным голосом, что она даже встревожилась.

— Срежьте еще одну! Срежьте еще одну, скорее, прошу вас!

Она стояла, словно окаменев, и всматривалась в него. Миссис Саундерс всегда считала, что ее сосед большой чудак. А сейчас ей казалось, что он и вовсе сошел с ума. Она уже стала прикидывать, не побежать ли ей домой, чтобы вызвать мужа. «Но нет, — подумала она, — уж доставлю ему такое удовольствие».

— Конечно, мистер Клаузнер, если вам так хочется.

Она взяла ножницы из корзинки, наклонилась и срезала розу.

Клаузнер снова услышал в наушниках этот необычный вопль. Он сорвал наушники и подбежал к ограде, разделявшей оба сада.