Ричард Ловетт - Лабиринт Бритни

Не представляю, что думал о моем аватаре Рудольф, но тот не мог навредить моему замыслу, который сводился к простой идее: я тут главная, и мы все делаем по-моему.

Как выяснилось, идея оказалась правильной. Нам попалось несколько узких проходов, но ни один из них не был хуже тех, которые мы уже видели, и все они оказались проходимыми с помощью нехитрого приема — Рудольф толкал Флойда перед собой, будто большой рюкзак. Два оказались настолько тесными, что ему пришлось оставлять рюкзак, а потом возвращаться за ним, но все же мы преодолели их без особого труда.

Для меня главной трудностью стало другое — как только он восстановит радиоконтакт со своей капсулой, то сразу обнаружит, что в компьютере корабля нет моей копии. Радио в его костюме было, наверное, получше нашего, и мне не хотелось рисковать тем, что он перекроет мне связь с кораблем раньше, чем я установлю с ним контакт.

Впрочем, дайте мне достаточно данных, и я смогу запустить симуляцию почти чего угодно. В этом случае мне всего лишь понадобилось следить за нашим перемещением и рассчитать все так, чтобы мы вышли на поверхность, когда корабль находился ниже горизонта. Затем, когда тот показался над горизонтом, я устроила так, чтобы все внимание Рудольфа поглотило управление реактивным ранцем. Короткий радиоимпульс — и я послала на борт и запустила программу-марионетку, способную очень неплохо меня имитировать, пока я подкармливаю ее инструкциями. Не так уж много усилий нужно, чтобы одурачить того, кто никогда не принимал тебя всерьез. Однако мне очень нравилось поддерживать его веру в то, что я просто машина, не способная лгать. Хотя к тому времени я действительно вернула себе полный контроль над кораблем, поэтому он точно никуда не улетел бы без меня и Флойда.

В конце концов мы оказались в госпитале на базе Япет, где Флойду поставили диагноз: вдавленный перелом костей затылка и переохлаждение затылочных мозговых тканей. Еще буквально несколько минут с заплаткой, которую ему налепил костюм, и он бы не выжил.

Медицина на окраинах освоенной части системы оставляет желать много лучшего, но на базе оказался хороший набор стволовых клеток, и подобрать нужные для Флойда оказалось легко.

Рудольф заплатил немыслимые деньги, чтобы оказаться в первой капсуле, запущенной с помощью электромагнитной катапульты к центру системы, и смылся еще до того, как врачи закончили выскребать отмершие части мозга Флойда. Я позволила ему улететь. Люди полагают, что здесь у нас нечто вроде Дикого Запада, но в реальности преступлений здесь совершается немного, да и с теми обычно справляются самостоятельно — кажется, это называется «принудительное решение проблем». Кто захочет зря тратить жилое пространство, устраивая тюрьму? Хотя преступников, которым суд уже вынес приговор, наверное, можно было бы отправлять на Землю, и пусть там с ними разбираются. Если бы я была мстительной, то смогла бы заставить Рудольфа пожалеть о стремительном бегстве, но я и так была счастлива, что мы от него избавились.

Выздоровление Флойда оказалось задачкой потруднее. Сращивание костей с помощью стволовых клеток — несложная процедура, но длится несколько недель. И на все это время мы застряли в гостевом хабитате. От миллионов Рудольфа оказалась хоть какая-то польза—я могла не думать о плате за пользование библиотекой.

Регенерация мозга тянется еще медленнее, чем регенерация костей. И сложностей здесь намного больше. Флойд в основном утратил двигательные способности, и когда выяснилось, что стволовые клетки медленно компенсируют утраченные ткани мозга, медики вживили ему чип с пространственной нейронной сеткой, чтобы помочь мозгу заполнить просветы. К сожалению, это была область, где местная медицина действительно отставала от земной, а процессор у чипа оказался очень медленный — лучше, чем ничего, но ненамного. Врач сказала, что пока сетка как следует не обрастет новыми нейронами, Флойд не сможет ходить. Позднее она сообщила, что Флойд не сможет ходить без хромоты. Потом и вовсе перестала делать предположения.

А я не видела никаких причин сообщать ей (или Флойду), что до тех пор, пока она оставляет телеметрию чипа включенной, я могу ему помогать.

Мне всегда хотелось узнать, каково это — иметь ноги. Полагаю, для этого надо с ними родиться. Мускулы — не сервомоторы. Прикажи мускулу согнуть руку на x градусов, и он, может быть, выполнит команду. Или согнет ее на x минус один градус, или на x плюс три. Если это как раз то, что называется «умение» или «мастерство», то Флойд сумеет этим овладеть.

У Флойда имелось иное, чем у меня, мнение насчет уровня медицины на базе Япет.

— Чушь, — заявил он, когда поправился настолько, что обрел свою привычную ворчливость. — Это место становится таким же цивилизованным, как Юпитер. Когда я сюда попал в прошлый раз, меня лишь кое-как залатали, засунули обратно в корабль и велели поправляться самостоятельно.

— Но ты мог умереть.

— Мог. Пойми меня правильно. Я им благодарен. Просто Япет все больше становится похож на внутреннюю систему. Дай ему еще несколько лет, и тут будет навалом… ну… универмагов и баров. И отелей с обслуживанием в номерах.

— Ну и что? — спросила-таки я, хотя и знала ответ.

— А то, что меня от всего этого корежит. Словно я все еще в той пещере, под скалами и льдом.

Это было единственное, что он сказал о пещере с момента нашего возвращения. Отчасти из-за того, что у него не осталось воспоминаний о том, как на него напал Рудольф. И о большом алмазе тоже. Последнее, что он мог вспомнить, это как он смеялся, когда застрял в тесном проходе. Пожалуй, неплохой момент для удачной концовки, но он до сих пор и об этом не желал говорить.

Я и сейчас не могу сказать, что мною двигало — злость или любопытство, и кем я для него была — советником или партнером. Или просто его «проклятым импом». Но я хотела понять, что тянуло его в те пещеры. Ведь из-за этого мы едва не погибли.

— Отвези меня на гору Зебра, — попросила я.

Даже с моей помощью Флойд все еще не был готов к пешим прогулкам, хотя самостоятельная ходьба удавалось ему все лучше, а моя опека требовалась все меньше. Недели через две он уже сможет обходиться без меня. Если он вообще когда-нибудь действительно во мне нуждался.

Я поняла, почему захотела вернуться, лишь когда мы вышли из челнока.

Мы посадили его на горе Рудольфа, а не на горе Зебра, потому что на ней имелась всего лишь одна удобная ровная площадка размером с челнок. Я не возражала — плохим воспоминанием был Рудольф, а не его гора. У ее подножия я почувствовала то сильное желание, а здесь, на вершине, я ощутила масштаб того, куда желание хочет меня увести. Подъем на вершину был совершенно бессмысленным в любой великой схеме вещей — и наполненным смыслом на моей шкале мира.