Абэ Кобо - Библиотека современной фантастики. Том 2. Абэ Кобо

Чита т ел ь , раскрывший в июле 1958 года свежую книжку журнала “Сэкай”, был поражен. В номере начиналась новая повесть Абэ, писателя, заслужившего высокую оценку японской критики как представителя “чистой литературы”. “Четвертый ледниковый период” — название повести несколько странное, но дело даже не в названии. “Сэкай” — журнал с репутацией. Это “толстый”, солидный ежемесячник, не без леви з ны в отделе критики, по печатает он произведения исключительно классического типа, с глубокими, мыслями, без всяких спи док на неподготовленного читателя. И Абэ — серьезный автор. Кажется, в литературе придерж и вается западноевропейской ориентации: достаточно вспомнить одно из его первых произведений — “Преступление господина Карумы”, которое так странно перекликается с “Метаморф о зой” Кафки, или роман “Звери идут на нас”, опубликованный в позапрошлом году. Итак, “Четвертый ледниковый пер и од”. Читатель листает повесть, и его охватывает смущение. Программирование… Электронная машина… Пульт управл е ния… Да ведь это же чистой воды научная фантастика! Нет, читатель ничего не имеет против н а учной фантастики как таковой. Это неплохое чтиво, чтобы развлечься. Он сам иногда почитывает в вагоне электрички по дороге на службу выпуски “Эс-Эф магадзин”, перепечатку на японском языке американского журнала научной фа н тастики. Он временами заглядывает даже в роскошно изданные научно-фантастические романы весьма популярного у детей молодого писателя и астронома Сэгавы, которого им е нуют японским Жюлем Верном, — “Цветут цветы на Марсе”, “61 Лебедя” и другие. Но чтобы Кобо Абэ… и вдобавок в журнале “Сэкай”…

Впрочем, читатель вспоминает, что Абэ уже немножко грешил фантастикой. Что-то такое передавали по тел е видению. “Охота за рабами” — про людей-животных и “Корабль-экспресс” — про лекарство-панацею. Показывали еще “Изобретение Р-62” — это про робота, который научился делать людей, очень заба в но, и “Привидения живут здесь” — про лавку привидений. Да, очень забавно; но, насколько помнится, не совсем самостоятельно, чувствуются влияния, з а метны заимствования… Но что может означать научно-фантастическая повесть на страницах такого — не будем б о яться этого слова — склонного к снобизму жу р нала, как “Сэкай”?

Но вот повесть прочтена. Она была написана на выс о ком литературном уровне, свойственном Абэ. Н е смотря на научные термины, научно-фантастический антураж: и совершенно фантастические ситуации, повесть эта, как и другие произведения “большой” литературы, имеет дело с психологией среднего человека. И, говоря по правде, она явилась в япо н ской литературе чем-то новым, свежим, необычайно интересным и ч и талась залпом.

А самое главное — конфликт “Четвертого ледникового периода” выходил далеко за пределы обычных конфликтных ситуаций вроде любовного треугольника, бесславного восхождения к вершинам общества ценой попрания совести, всякого рода саморазоблачений и так далее. Он был совершенно необычен, этот конфликт. Вторжение будущего в настоящее. Испытание пригодности человека для будущего. Непреходящая вражде б ность повседневной обыденщины в отношении будущего. Повесть заставляла переживать эти необычные проблемы.

Более того, повесть заставляла думать! Она напоминала о громадной ответственности каждого ч е ловека перед обществом — особенно в такие поворотные эпохи истории, как наша. Н аш мир идет к тупику, утверждает автор. З а быты высокие идеалы, остановилось общественное развитие, в духовной жизни царят цинизм, разочарование, любые п е ремены внушают ужас. Это начало конца, начало деградации.

Но , говорит он, оглянитесь с завистью на другой мир , на Сове тс ки й Союз! В от ко му ничто не гро зит, в от кто н и чего не боится, п от о му что еще в на чале ве ка он вступил на правильный пуп, и с тех пор с м ело глядит в будущее! И пот о му ему одному не грозит катастрофа, его одного не захлестнут кипящие волны диковинного и жестокого грядущего, на д вигающегося на нас, грядущего, которое не оставит нам места на Зе м ле, разве что в качестве экспонатов в музеях.

Конечно, а среди нас есть люди, которые сознают значение темной тени, уже упавшей на человечество по эту сторону “железного занавеса”, они работают для спасения того, что еще можно спасти, но их так мало, и они работ а ют тайком — ведь мещанское болото, окружающее их, враждебно им; осознав свою обреченность, оно может все уни ч тожить в припадке последнего животного ужаса и ненависти. Даже лучшие из этих мещан, ученые и изобретатели, ок а зываются не в силах вынести очной ставки с жестоким будущим св о его мира и. как честные люди, сами приговаривают себя к смерти.

Будущее и только будущее является высшим и единственным судьей настоящего. Судьей неподкупным и строгим. И чтобы смело глядеть в глаза этому судье, нужно отрешиться от представления о непрерывности обывательского б ы тия, нужно осознать свою ответственность и жить, работать, бороться на основе эт о го осознания.

Странная история профессора Кацуми, талантливого ученого и пошлого обывателя, поразила воображение и з а ставила задуматься, вероятно, не одного читателя в Японии. Повесть Абэ является первым н а стоящим, в современном смысле этого слова, произведением японской научной фантастики и, несомненно, в ы дающимся явлением в фантастике мировой. Советский читатель узнал и запомнил имена Ефремова, Лема, Брэдбери. Есть все основания надеяться, что з а помнит он и имя Абэ.

Толстые пласты ноздреватого ила на пятикилометровой глубине, неподвижные и мертвые, косматые, словно шкура допотопного зверя, вдруг вспучились, поднялись и сейчас же распались, обращаясь в кипящие темные тучи, гася бесчисленные звездочки планктона, роившиеся в прозрачном мраке.

Обнажилось изрезанное трещинами скальное основание подводной равнины. Из трещин, выбрасывая обильную пену, полезла вязкая, светящаяся бурым блеском масса и протянула на несколько километров скрюченные, как корни старой сосны, отростки. Продуктов извержения становилось все больше, исчезло темное сияние магмы, и уже только исполинский столб пара, бешено крутясь и разбухая, беззвучно и стремительно поднимался сквозь тучи взбаламученного ила. Но даже этот столб бесследно исчезал задолго до поверхности, растворяясь в неимоверной водной толще.