Владислав Выставной - Ход мамонтом

Несмотря на то, что Мишаня был человеком ответственным, был он еще и рассеянным человеком. Поэтому копий проклятого «кирпича» нигде не сохранилось, и Мишаня всерьез подумывал о суициде.

Однако похищенный с работы «винт» давал некоторую надежду на воскрешение собственных трудов. Предстоящая работа по восстановлению утерянной информации, если не радовала своей эффективностью и толковостью, то, во всяком случае, наполняла жизнь Мишани новым смыслом.

Трудно сказать, что сподвигло Мишаню на сотворение диссертации по жутко узкой отрасли философии. Конечно, писал ее Мишаня не без интереса и со всей свойственной ему ответственностью. Но из всего практического смысла данной работы ясен был только один аспект – продолжение учебы в аспирантуре и возможность «откосить» от армии. В армию Мишаня не хотел, а других возможностей для «отмазки» не предвиделось.

Нужно сказать, что Мишане в армии вообще нечего было делать. Не его это было дело. Все, что светило ему в эти два светлых года – сплошные внеочередные наряды и зверства дедовщины. На лице Мишани словно написано было: ну, поиздевайтесь надо мной, помучайте, ну, пожалуйста! После военной кафедры университета он мог, конечно, пойти служить офицером. Однако неизбежные издевательства со стороны подчиненных еще неприятнее…

Мишаня не был мазохистом. Просто по своей природе он был жертвой. Хотя и всячески пытался преодолеть это неприятное природное качество. Жертвой он был в школе, затем в университете, на работе, в общении с девушками. О, последние измывались над ним наиболее изощренно и безжалостно, так что, доведись какому-нибудь гуманисту дать Мишане толковый совет – выбрать общение с женщинами или армию, тот, не дрогнув, посоветовал бы скрыться в рядах Вооруженных сил, даже со всеми неизбежными последствиями…

Поэтому когда в темном подъезде его схватили за шиворот и прошипели в ухо: «Не шевелись – убью!», он даже не удивился. Просто выронил из рук несчастный «винчестер», что с неприятным стуком грохнулся на бетон. Следом туда же последовали очки, на которые Мишаня не преминул немедленно наступить.

Он не видел напавшего, только почувствовал болезненный укол в бедро и нелепую улыбку, вылезшую на лицо. Ощущение было странное. Близорукий туман перед глазами добавлял эффекта чего-то сюрреалистического.

– Иди вперед! – скомандовал то же голос, и Мишаня послушно пошел. По правде сказать, напавший перевел свой странный препарат зря: Мишаня и без него все равно по команде покорно пошел бы вперед, и так же дошел бы до окна в собственной комнате на седьмом этаже. Мишаня был невероятно мнительным. Видимо это была плата за недюжинные умственные способности.

…Только стоя на подоконнике и глядя с улыбкой вниз, Мишаня вряд ли захотел бы подчиниться приказу сделать шаг вперед. Мишаня был жертвой, но и у жертв зачастую под ногтями находят следы кожи убийцы…

Мишаня стоял на подоконнике, смотрел на ослепительную россыпь огней вечернего города и улыбался. И мало кто мог бы понять, что творилось в мозгу обладателя этого безвольного тела.

Даже когда за его спиной началась тихая возня, сопровождаемая тяжелым дыханием, звуками ударов твердого о мягкое и сдавленными матюками, он не смог заставить себя обернуться. Только когда сзади раздался властный возглас: «Назад! В комнату! Слазь!» он сделал шаг назад и смачно грохнулся на спину посреди комнаты. Хорошо хоть, не было вокруг острых углов, а на паркет был накинут достаточно махровый коврик. Некоторое время Мишаня, улыбаясь, смотрел на качающуюся люстру, которую он зацепил головой. Болело все тело и проклятая улыбка вызывала бессильное раздражение.

Крепкие руки схватили Мишаню под мышки, усадили в старое кресло и развернули в сторону незваных, но пришедшихся весьма кстати, гостей.

Ими оказались девушка и два крепких парня, чья внешность несла на себе следы недавней борьбы: лицо одного было поцарапано, одежда на обоих висела не слишком опрятно. В отдалении, на полу сидел еще один парень, худощавый, коротко стриженый, на вид младше остальных. Выглядел он угрюмо. Может, потому, что у него были связаны руки?..

– Вот, собака ушел! – вытирая пот со лба, выдохнул один из парней.

– А тебя можно поздравить, – хмыкнул второй, обращаясь к Мишане. – Как говорится – с днем рождения!

… Мишаня не верил собственным ушам. Все, что ему рассказал этот Жека, звучало, как параноидальный бред. В подтверждение своих слов, ему тыкали в лицо ладонью Санька, на которой потухало странное бледное свечение.

– За что меня должны убить? – тупо повторил Мишаня. – Что я кому сделал?

– О, господи… Да откуда мы знаем? Разве то, что ты чуть не сиганул по его команде в форточку – тебе этого мало, чтобы понять – ты в опасности?

– И что делать? – так же тупо спросил Мишаня.

– Думать, – ответил Жека. – Нам всем надо напрячься и думать. Потому, что если мы не придумаем – нам всем крышка. Рано или поздно. Это и тебя касается, Санек. Вокруг нас постоянно будут кружить маньяки с пистолетами, и рано или поздно, удача нас покинет.

Санек, Сидя на полу в своем углу, кисло пялился в потолок. У него тоже начался «отходняк». Игорь мог ему только посочувствовать. Тяжело расставаться со своими иллюзиями. Тяжело трезветь и чувствовать, как на тебя, взамен приятному опьянению всезнания и звенящей ясности мысли, наваливается похмелье и уже забытая головная боль. Посиди, посиди. Вспомни, кого ты уже успел убить во имя спасения человечества. И высокой зарплаты, конечно…

Они помолчали. Жека, Игорь и Лена закурили, не спрашивая Мишаню. Им, почему-то, показалось, что Мишаню спрашивать незачем.

– Во-первых, давайте подумаем, почему вы можете быть полезны ци-бомбе, – сказал Жека. – Это я о Лене и Мише.

Сидящая на подоконнике Лена дернула плечом.

– Понятия не имею. Я вообще не верю ни в какую ци-бомбу. По-моему всеми вами заправляет шайка сексуальных маньяков, вот и все. Надо ж такое придумать – Покровители! Я ведь простая медсестра. От меня вообще ничего не зависит.

– А, может, ты должна вылечить какую-нибудь важную «шишку»? – предположил Игорь.

– Скорее уж переспать с ней, – криво усмехнулась Лена. – Я ведь не врач. Кроме того, никаких «шишек» я не знаю. Они и не лечатся у нас – в районной-то больнице…

– Ладно, а Мишаня? – спросил Жека.

– Что – Мишаня? – переспросил Игорь.

– Чем таким особенным занимаешься ты?

Вопрос, адресованный Мишане, ввел того в замешательство. Ничего особенного в своей жизни Мишаня не наблюдал, ничем важным для государства и общества не занимался. Даже его диссертация была настолько далека от народа, что ее существование было абсолютно тождественно ее отсутствию. Что и подтвердил сегодня сгоревший «винчестер».