Левон Хачатурянц - Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века

— Вот и объясните полученное, а самое главное — как трактовать теперь тренировку экипажей с этой точки зрения психотренажа?

Основное задание психотренажа — приближение ситуации тренировки к реальному событию. И если раньше ученые на тренировках добивались таких же показателей, как в реальной деятельности, то они радовались, и они считали, что тренаж прошел отлично. А как же теперь?

— Давайте без предложений. — Семен выключил экран. — Их уже было предостаточно, но и машины анализа не выбрали оптимального режима. Сейчас мы только ученые, нас интересует один вопрос — почему?

И на этом совещании было много споров. Обсуждение одной гипотезы сменялось другой. Ответа не было.

Неожиданно для всех поднялся и подошел к кафедре Игорь Петрович. Высокий, стройный, в безукоризненном светлом костюме. Сначала тихо, а потом постепенно повышая голос, начал говорить, в зале стало тихо.

— Вспомните полярников первых дрейфующих станций. У них были проявления эмоций. А сейчас? На станции едут как в командировку. Разве льдины стали крепче? Или белые медведи домашними? Изменились люди. Первые полеты в космос. Человек остается человеком, риск — риском. О чем думал тогда космонавт? Через пять минут взлет. А получится ли? Если получится, как пойдет полет, он же первый?

Сейчас в технику человек верит твердо. Даже стартующие в первый раз знают о космосе почти все, неопределенности почти никакой! Почему ему волноваться? Вот вы вступаете на смену и проверяете систему глобальной связи, волнуетесь — нет, вы уверены, что все так будет, как вы хотите, так и космонавт перед полетом. При тренаже другое дело. Раньше человек не волновался не потому, что моделируемое, как сказал коллега, было ниже реального, а потому, что реальное имело большое значение для космонавта, его товарищей, Родины. А почему сейчас определяются эмоциональные всплески именно перед началом тренировки?

В полете вероятность аварии невелика. Ответственность космонавта велика. Оценив свои возможности, он в случае чего не станет рисковать, передаст управление товарищу, автомату или Земле. А на тренаже вероятность запланированных «аварий», вы знаете, большая, следовательно, и больше неопределенность и напряженность. Здесь космонавт как бы подсознательно готовится в любых условиях пойти на риск. Да что и говорить, и у меня на тренировках больше болела душа, да и уставал я больше. Вот так.

Игорь Петрович как-то сразу оборвал свою речь и сел. Споры возникли и здесь. И здесь обсуждали, вникали, предлагали. Но идея была настолько проста, что оспаривать ее трудно…

На пульте у Марины данные Акопяна. Он снимает ловушки. Что-то там не ладится, а частота пульса нормальная, в голосе никаких перемен, К — почти единица.

На Земле, разбирая последнюю тренировку Виктор Сергеевич сказал:

— Да, ребята, старт близок. Нас уже никто не заменит. Корабль собран на орбите, там наши бортжурналы, наши скафандры, наши гипно- и фонотеки Так что для нас полет уже начался. Впереди только космос.

— Ну и лес, скажу я вам. Настоящий парк… — Акопян, ворча, ползает в темноте по траве между деревьями. — Что тебе Сокольники… Хворостинки не найдешь!

— Двадцать лет назад тут голое место было. Степь да полынь. — Калантаров, так же как и Акопян, стоит среди кустов на коленях, шаря вокруг себя руками. — Твою бы рогульку сюда. Узнали бы, горит твоя тросточка или нет.

— Не тросточка, а альпеншток! — возмущается в темноте Акопян. — Это же самшит, железное дерево! Я вчера наконечник спиливал. Полчаса пилил! Ножовку поломал…

На поляне горит костер, освещая задумчивые лица. Марина смотрит на чудесное звездное небо и без конца повторяет с детства врезавшиеся в память строчки: « А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посеребренные инеем, сугробы. Все небо усыпано мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…»

Из темноты появляется Сергей Меркулов. На кукане у него несколько рыбин. Одна из них заметно больше остальных.

— Каков судачище? — Он поднимает кукан перед собой. По его напряженному лицу видно, как тяжело держать такой улов. — П-почти метр!

Карпенко, прищурившись, прикидывает, во сколько раз «ошибся» второй пилот.

— А помельче не было?

— Помельче не держим-с!

Весело трещат сухие ветки в пламени костра. В ведре кипит вода для ухи. Сейчас разделают рыбацкие трофеи и начнется последний ужин экипажа «Вихря» на Земле. Завтра старт.

Возвращаясь с рыбалки, они зашли в клуб. В небольшой комнате для занятий музыкой — пианино.

— Та-та-та-та, та-ам-та-рам!.. — пропел Акопян. — Ну как я пою по нотам?

— Прекрасно! После возвращения с Марса тут же отдадим тебя в детскую музыкальную школу. — Виктор Сергеевич повернулся к Марине, грустно улыбнулся, попросил: — Сыграй что-нибудь.

Вокруг старого пианино молча стоят люди, которые завтра отправятся в первую экспедицию на Марс. Бегают по белым и черным клавишам тонкие женские пальцы; льются чудесные звуки — «Времена года» Чайковского…