Роберт Хайнлайн - Магия инкорпорейтед

После этого наступила некоторая пауза. Я думаю, каждый из нас пытался в это время разобраться в вопросе, в котором никто из нас не понимал ровным счетом ничего, – в политике. Затем кто-то произнес:

– И что мы, как вы полагаете, должны делать со всем этим?

– Ну, – ответил Джо, – мы должны, по крайней мере, иметь своего представителя в законодательном собрании, чтобы он защитил наши интересы во время дебатов; кроме того, мы, по крайней мере, должны быть готовы представить свой собственный билль, если обнаружится какой-нибудь подвох, и бороться за достижение приемлемого компромисса. Мы должны, по крайней мере, попытаться убрать оттуда все поправки, которые блокируют действие антимонопольного акта штата, по крайней мере, в той сфере, которая касается магии. Вот четыре «по крайней мере», как я полагаю.

– Почему Торговая Палата штата не может ознакомить нас с биллем? У них же есть бюро по законодательству.

– Конечно, у них есть лобби, но вы и сами прекрасно знаете, что Палата штата никогда лицом к лицу с нами, мелкими предпринимателями, не встречается. Мы не можем зависеть от них, мы можем только бороться с ними.

После того, как Джо сел, поднялся настоящий гвалт. Каждый имел свои соображения на этот счет и тут же пытался их высказать всем остальным. Стало ясно, что общей позиции нет. Тогда Сомерс объявил перерыв и сказал, что те, кто особенно заинтересован в том, чтобы послать представителей в законодательное собрание штата, могут остаться. Несколько наиболее твердолобых, как Донахью, ушли, а остальные вновь собрались под председательством Сомерса. Было предложено, чтобы нашим представителем стал Джедсон, и он согласился выполнить это поручение.

Тут встал Фельдштейн и со слезами на глазах стал говорить. Он долго нес какой-то бред и не мог ни к чему прийти, но под конец ему все же удалось сформулировать, что Джедсону будет необходим приличный фонд на ведение войны, чтобы хоть что-нибудь удалось сделать в законодательном собрании, и ему также должны быть компенсированы все его расходы и потеря времени. При этом он совершенно поразил нас тем, что вытащил пачку банкнот – тысячу долларов – и вручил ее Джо.

Видя такое проявление искренности, его сделали финансовым директором, и пожертвования потекли рекой. Я сдержал свой естественный порыв и тоже вступил в состязание со щедростью Фельдштейна, хотя и пожелал про себя, чтобы он не был впредь столь впечатлителен. Но, думаю, Фельдштейн и сам вскоре остыл от своего первоначального порыва, потому что он предостерег Джо, чтобы тот был экономным и не тратил уйму денег на ликер для этих «шлемиэлей» [17]в законодательном собрании. Джедсон, глядя на все это, только помотал головой и сказал, что, несмотря на его намерение самому оплатить все свои расходы, он счастлив, поскольку у него теперь будут развязаны руки, особенно в том, что касается развлечений. Он сказал, что у нас слишком мало времени, чтобы полагаться на бескорыстный патриотизм, что некоторые из этих болванов имеют не больше убеждений, чем флюгер, и готовы голосовать в пользу самого последнего человека, с которым они выпивали.

Некоторые были слегка шокированы подобным замечанием о продажности, как они это истолковали.

– Я ведь не собираюсь никому давать взятки, – ответил Джо со звенящей ноткой в голосе. – Если дело дойдет до взяток, то мы побиты с самого начала. Я молюсь лишь о том, что там еще достаточно честных людей, чтобы вести серьезный разговор без всяких там юридических уловок.

Что ж, он выбрал свой путь, но в то же время я не мог также не согласиться и с Фельдштейном. И я решил для себя уделять впредь несколько больше внимания политике. Я ведь даже не знал имени моего конгрессмена. Откуда же знать, достойный он человек или дешевый болтун?

Вот так Джедсон, Боди и я оказались в поезде, везущем нас в столицу штата.

Боди поехал с нами потому, что Джедсон сказал, что ему в этом деле нужен первоклассный волшебник в качестве «охотничьей собаки». Он сказал, что еще не знает, чем все обернется. Я же поехал просто потому, что мне захотелось. Я никогда еще не бывал в законодательном собрании, и мне было интересно, как происходит законодательный бизнес.

Джедсон направился прямиком к Секретарю штата, чтобы зарегистрироваться в качестве лоббиста, а мы с Джеком Боди отвезли наш багаж в отель «Конституция» и взяли себе комнаты. Миссис Логан, приятельница Джо по комитету, появилась даже раньше, чем мы успели расположиться.

Джедсон много рассказывал нам о Салли Логан, пока мы ехали в поезде. Он считал что она сочетает в себе проницательность Макиавелли и великодушие и прямоту Оливера Уэнделла Холмса [18]. Меня удивил его энтузиазм, потому что я частенько слышал, как он ворчит по адресу женщин в политике.

– Но ты не понимаешь, Арчи, – не унимался он, – Салли – не женщина-политик, она просто политик, и не нуждается ни в каких снисхождениях к ее полу. Она может выстоять против самых прожженных заправил на Холме [19]. То, что я говорил о женщинах-политиках, совершенно верно, но как статистическое обобщение, и не касается какой-то отдельной женщины.

Можно сказать, что большинство женщин в Соединенных Штатах исповедует близорукий доморощенный индивидуализм, коренящийся в созданной мужчинами романтической традиции прошлого века. Им внушили, что они – высшие существа. Они не способны ни мыслить, ни принимать на себя какую-либо социальную ответственность. Требуется сильный ум, чтобы вырваться из такого окружения, и большинство людей на это попросту не способны – ни мужчины, ни женщины.

Следовательно, женщины как избиратели – это обычно искательницы романтической чепухи. Их одурачить еще легче, чем мужчин. В политике их самодовольное чувство добродетели сочетается с исключительно обывательской подготовкой, что приводит к распространению низкосортного элементарного надувательства, от которого и Босс Твид [20]перевернулся бы в гробу.

Но Салли не такая. У нее достаточно жесткий ум, чтобы не попасться на дешевые приемы.

– Уж не влюбился ли ты, Джо?

– Кто, я? Салли – счастливая жена и мать двоих самых прелестных детишек, каких я когда-нибудь знал.

– Чем занимается ее супруг?

– Он юрист. Один из помощников губернатора. Салли пошла в политику после того, как делала своему мужу «пинч-хиттинг» [21]в одной его кампании.

– И какой у нее официальный пост?

– Никакого. Правая рука губернатора. В том-то и ее сила. Салли не выносит никакого патронажа, и ей не платят за ее службу.

После такой характеристики я горел желанием встретиться с подобным образцом добродетели. Когда она позвонила, я поговорил с ней по телефону из гостиничного номера и уже собирался сказать, что встречусь с ней внизу, как она объявила, что идет ко мне, и повесила трубку. Я был немного озадачен такой бесцеремонностью, пока не понял, что политики смотрят на гостиничные номера не как на спальни, но как на деловые офисы. Когда я впустил ее в номер, она сказала: