Гордон Диксон - Дикий Волк

Губернатор наклонился и что-то настойчиво зашептал в ухо Хейнману. Но Хейнман, почти со злостью, отстранил его рукой.

– Как только я понял, что они обречены, – говорил Джим, не отводя глаз от губернатора, – я понял и то, что зерна разрушения Империи уже посеяны. Свидетельством этому упадку служило «нойо», до которого деградировали их общественные отношения. Другими словами, через несколько сотен лет, самое большее, Империя начнет разваливаться – и тогда им будет уже не до Земли и ее обитателей. Можно было бы не беспокоиться, но… К сожалению, я узнал в это время о планах Галиана, который жаждал захватить власть в свои руки. Не все Высокородные были удовлетворены тем, что могли дать «нойо» их чувствам. Некоторые индивидуумы, вроде Галиана, Словиэля и Вотана, чувствовали потребность в настоящих действиях, а не в этой тени существования, которую им предлагали «нойо» и игра в Пункты. К тому же, Галиан был опасен, поскольку, как и Император, был сумасшедшим. Но, в противоположность своему брату, он действительно был сумасшедшим – человеком, который был в состоянии применить свое безумие на деле. И у Галиана были свои планы в отношении Земли. Он втянул бы нас в упадок своей Империи прежде, чем Империя свалилась под собственной тяжестью.

Джим замолчал. Внезапно ему захотелось оглянуться на Ро и посмотреть, какое впечатление произвели на нее эти слова. Но он не осмелился.

– Итак, – заключил он, – я поставил своей целью остановить и уничтожить Галиана. И я это сделал.

Члены Комиссии за столом, губернатор, люди, сидящие в зале продолжали сидеть бесшумно и не двигаясь, как бы ожидая, что он продолжит свою речь.

Наконец, слабое перешептывание между членами Комиссии подсказало им, что Джим кончил.

– Значит, таковы ваши объяснения, – сказал Хейнман, медленно наклоняясь вперед и уставившись прямо на Джима. – Вы сделали то, то вы сделали, чтобы спасти Землю от упадочного безумца. Но как вы могли знать, что вы правы?

– Я скажу вам, почему, – Джим несколько мрачно улыбнулся. – Потому, что я нашел в их архивах достаточно сведений о том, что Земля все-таки была колонизирована Империей. Среди колонистов было несколько Высокородных, тогда они только-только стали так называться. И… – Он заколебался, затем выговорил медленно и очень ясно: – Я САМ ЯВЛЯЮСЬ ОТЩЕПЕНЦЕМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ТЕМ ВЫСОКОРОДНЫМ, КОТОРЫЕ ВЫСАДИЛИСЬ ТОГДА НА ЗЕМЛЕ, ТАК ЖЕ, КАК И РО ЯВЛЯЕТСЯ ОТЩЕПЕНКОЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВЫСОКОРОДНЫМ ТРОННОГО МИРА. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ, СОСТЯЗАЯСЬ С ГАЛИАНОМ И ДРУГИМИ ВЫСОКОРОДНЫМИ. Я БЫЛ ОТЩЕПЕНЦЕМ БОЛЕЕ РАННЕЙ И БОЛЕЕ ЗДОРОВОЙ ИХ АРИСТОКРАТИИ, И Я БЫЛ БЫ СПОСОБЕН СДЕЛАТЬ И ДОСТИЧЬ ГОРАЗДО БОЛЬШЕГО, ЕСЛИ БЫ МОЙ РОСТ НЕ БЫЛ ОСТАНОВЛЕН ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ, КОГДА МНЕ БЫЛО ВСЕГО ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ!

В гробовом молчании, последовавшем за его словами, Джим обернулся и взглянул на губернатора. Губернатор стоял как вкопанный, рот его был слегка приоткрыт, коричневые глаза не мигая смотрели на Джима. Совершенно неожиданно Джим ощутил симпатию и веру в себя не только аудитории – чего он и добивался своей речью – но и среди членов Комиссии; веру и симпатию, которая так же неожиданно исчезла, сменившись недоумением и недоверием.

– Высокородный? Вы? – сказал Хейнман низким голосом, оторопело глядя на Джима.

Было похоже, что председатель задает этот вопрос скорее себе, чем Джиму. Долго он продолжал смотреть на Джима, затем взял себя в руки, и лицо его приняло прежнее выражение. Хейнман вспомнил, кем он был, и каковы его обязанности.

– В это трудно поверить, – и в голосе его чувствовалась скрытая, едва уловимая ирония, которая проявлялась при первых вопросах к Джиму. – Чем вы можете подтвердить свои слова?

Джим спокойно кивнул в сторону губернатора Альфы Центавра.

– Вот губернатор знает Высокородных, – сказал Джим, не сводя глаз с маленького человечка. – Но не только это. Он видел меня среди Высокородных Тронного Мира, в гуще его знати. Он сможет сказать вам, являюсь ли я таковым, если вы поверите в его свидетельство.

– О, – сказал Хейнман, не только откидываясь назад, но и отодвигаясь вместе с креслом. Я думаю, мы можем поверить свидетельству губернатора.

Он повернулся к маленькой фигурке, сидящей рядом с ним, и спросил громким голосом, прокатившимся по всему залу:

– М-р Кейл, находящийся здесь, утверждает, что он один из Высокородных. Что вы думаете по этому поводу, губернатор?

Глаза губернатора неотрывно следили за Джимом. Он открыл было рот, заколебался, затем заговорил с сильным акцентом, произнося земные слова.

– Нет, нет, – сказал он. – Он не Высокородный. Он никак не может быть Высокородным. Нет… НЕТ!

Аудитория позади него разом вздохнула, раздалось нечто похожее на стон, как бы дань реакции. Джим медленно поднялся с кресла и скрестил руки на груди.

– Сядьте, м-р Кейл! – выкрикнул Хейнман.

Но Джим не обратил на его слова никакого внимания.

– Адок! – сказал он в пустое пространство.

И внезапно Адок появился перед ним, стоя впереди стола Джима на ничем не занятом пространстве между этим столом и сценой, на которой восседали члены Комиссии. Он стоял молча, его могучее тело слегка блестело в электрическом свете, белые полосы энергетических лент выделялись на его руках, теле и ногах.

Позади Джима аудитория разом выдохнула, на этот раз с трепетом. Затем – тишина.

– Адок, – сказал Джим, – это наружная стена. Я хочу, чтобы ты открыл ее. Никакого шума, никаких обломков, никакого повышения температуры. Я просто хочу, чтобы ты открыл ее.

Адок чуть повернулся к стене, на которую указал Джим. Казалось, Старкиен не сделал ни одного движения, но внезапно на секунду вспыхнул свет, который казалось, способен был ослепить всех, и какой-то непонятный звук, словно хлопнула пробка от шампанского, пронесся над залом.

Там, где была стена, образовалось отверстие правильной формы, десяти футов в высоту и пятидесяти в длину – с гладко закругленными краями, как будто камень был расплавлен.

Через это отверстие виднелись крыши прилегающих зданий, голубое небо и маленькие облачка на нем, бегущие в даль. Джим указал на небо.

– Это облака, Адок, – сказал он. – Убери их.

Раздалось пять или шесть коротких звуков, напоминающих свист, настолько коротких, что человеческое ухо не в состоянии было уловить их.

Небо очистилось.

Джим повернулся, глядя на немного приподнятую сцену. Медленно он поднял руку и указал на губернатора Альфы Центавра.

– Адок… – начал он.

Маленькая коричневая фигурка внезапно сорвалась со сцены и бросилась к Джиму, пытаясь схватить его за руку, и упала перед ним на колени.

– Нет, нет, Высокородный! – вскричал губернатор на языке Империи.