Юрий Петухов - Западня (сборник)

Пулеметная очередь прозвучала глухо. Пули не рикошетили, они вязли в пластике. За первой ударила вторая, потом еще две, потом все смешалось в общем треске. Киму задело лишь плечо да немного левую ногу. Это было ерундой. Но все-таки они прижали его к полу, не давая подняться вверх.

— Завязывай, Ким! Ты всем надоел уже! Парням пора на обед, не зли их!

Ускорив все реакции в организме мысленным приказом, Ким перешел в более быстрое временное измерение и молнией метнулся на толстяка. Он должен был повалить его, сокрушить, пробить себе дорогу к двери — и один землянин не смог бы выдержать подобного натиска… Но толстяк мощнейшим ударом в челюсть отбросил его к противоположной стене.

Ким попробовал прорваться еще раз, потом еще. Но исполинской мощи удары повергли его наземь, оглушая. Толстяк был силен как динозавр. Лишь чуть прочухавшись, Ким вспомнил слова Банги. Точно! К ним попали стимуляторы! Иного быть не могло. Но это означало, что он обречен, ведь придется вести схватку на равных даже с перевесом на их стороне. А это было равносильно битве с паровым катком.

Оставалось еще одно средство. Оно висело в сумке за спиной. Но к нему следовало прибегать лишь в крайнем случае.

— Все, Ким! Понимаешь, все! Западня захлопнулась! В ярости он изрезал бритвенными когтями весь пластик, поотдирал огромные куски. Но везде посвечивала сталь. Он швырял эти куски в солдат, пытаясь отвлечь их, ослепить. Но парни были, видно, привычные к потасовкам, они знали, как себя вести.

Очередной удар толстяка свернул Киму челюсть на сторону, сплющил нос. Ребра у него были и так уже переломаны. Но Ким держался. Держался, потому что внутри него был Нерожденный! А это существо не так-то просто уничтожить!

В какой-то неуловимый момент на него набросили металлическую сеть. Он тут же разорвал ее в клочья, не дав себя повалить, сбить с ног. Силенка еще была в этом теле!

В руках у парней появилась новая сеть. Они выжидали момента. Но и он выжидал. Он уже понял, что никакого подкрепления не будет, что надо их давить, пересиливать по одному, что парни сломаются, что не выдержит даже этот наглотавшийся стимуляторов суперсилач. И он снова и снова бросался на них, пользуясь тем, что оружие пока они против него не применяли.

Троих удалось уложить. Но остальные держались. Они стояли насмерть, не уступая ни пяди. Ким потянулся к заплечной сумке. Но толстяк и тут опередил его.

— Давай! — прозвучало визгливо.

И одновременно пять очередей ударили в Кима. Били по рукам и ногам.

Кожа ошметками летела по углам, капли крови разлетались, будто из центрифуги, скрипели и скрежетали кости, оторвало четыре пальца, пробило колени, лодыжки, перерубило все сухожилия на правой ноге… Но Нерожденный держался. Он не хотел сдаваться. Титаническим усилием он восстанавливал поврежденные ткани. И держался!

И все же, когда его рука уже вытащила из черной сумки небольшой, размером с детский мячик или апельсин, шар, и когда ослепительная вспышка должна была сжечь не только всех стоявших на пути, но саму пластиковую стену, пробить дыру в стали, на Кима снова обрушилась тяжелая сеть. Одновременно глухо бухнул гранатомет — руку вместе с зажатым в ней аннигилятором вырвало из плеча, отбросило в угол. Едкий дым заполнил и без того продымленную, загазованную камеру. Отрикошетившей гранатой изуродовало и повалило на пол двух парней, стоявших впритык с толстяком. Но сам толстяк уцелел. Он без передышки всаживал пулю за пулей в истекавшего кровью Кима. И сам не верил ничему из происходящего. Да, комиссару Грумсу казалось, что это бред, паранойя, помноженная на шизофрению и все психозы вместе взятые! Этого просто не могло быть! Но все это было!

Уже с оторванной рукой и перебитыми ногами Ким бросился на комиссара. Но тот сбил его на пол, чуть не оторвав при этом ударе самой головы!

Нерожденный тут же вскочил. Его мог спасти только аннигилятор. И он прыгнул в угол, где лежал шар. Несколько очередей врезались в его тело. Плетью обвисла левая рука. Он скинул кроссовку, попробовал зацепить шар пальцами ноги — из них мгновенно выросли длинные цепкие когти. Но и это не получилось! Очередью оторвало ногу у самого колена. Нерожденный стал падать. И в этом падении ему в трех местах перешибло хребет.

Он рухнул на пол мешком. И все-таки он пополз к выходу, извиваясь изуродованным, окровавленным телом, отталкиваясь от пластика единственной, искалеченной ногой. Глаза у него вытекли. Из дыры в черепе студенисто свешивались, трепеща, подрагивая, мозги, они тоже начинали вытекать… Но он полз. Он не хотел погибать. В запасе у него оставалось последнее средство.

Он смог доползти лишь до середины камеры, тело обмякло, дрогнуло, застыло.

— Спекся! — сказал Грумс не своим голосом. И сделал шаг вперед.

Парни, содрав с себя маски и сетчатые экраны, тяжело отдувались. Они еще не могли разговаривать. Лишь смотрели друг на друга полубезумными глазами — в таких переделках им бывать не доводилось.

Комиссар Грумс подошел ближе к истерзанному Киму, точнее, к его изуродованному до полной неузнаваемости телу.

— Да, он готов! Он не менее мертв, чем его оторванные руки и ноги!

Комиссар нагнулся над трупом. Ему было интересно посмотреть на столь выносливое и неумертвляемое существо, которое он все же прикокошил! Прикокошил и слава Богу! Теперь он точно дотянет до пенсии! И отдохнет всласть! И не просто дотянет, а с повышением, с прибавкой жалованья! Все, никакой это не бред, это правда! Его взяла, он победил их всех, черти бы их побрали, кем бы они там ни были! Он их пересилил! Все внутри у комиссара Грумса торжествовало и пело. Это было счастливейший миг в его жизни. Это был его звездный час! Впереди — рай земной, садик с гладиолусами, домик, жена, внуки, и покой! покой!.

Ким был убит. Но Нерожденный еще пребывал на самой кромке жизни и смерти. Он проваливался из тьмы на свет и из света в тьму, все перемешалось для него. И все же он решил использовать последний шанс. Он собрал в момент просветления все силы, взвинтил себя — и тут же мириады микрочастиц, разбежавшихся по телу бывшего Кима, собрались воедино, сконцентрировались в сверхплотном кругленьком шарике… шея убитого неестественно вывернулась, набухла, вспучилась. С маленьким кровавым фонтанчиком из нее вырвалась наружу биогранула. И тут же вонзилась в сонную артерию склонившегося над трупом комиссара Грумса.

Никто из парней ничего не заметил.

Лишь один вяло спросил:

— Ну чего там, комиссар? Шабаш, что ли?! Тот, к кому адресовался вопрос, сходил в угол камеры, подобрал забрызганный кровью шар, обтер его, сунул в карман. Потом еще раз оглядел поле боя и произнес бодро:

— Все, парни! Мы покончили с этой тварью! Мы выиграли! — и весело подмигнул.