Левон Хачатурьянц - На астероиде (Прикл. науч.-фант. повесть— «Путь к Марсу» - 2)

Митчелл признался, что его охватил ужас. Неужели переключение необратимо? Но ведь тогда смена попросту не сможет вернуться на Землю! Эти люди не выживут даже под куполом экспериментального города; ведь там действует обычное тяготение, а значит, организму придется расходовать на сорокачасовое бодрствование огромную энергию. Даже рабочий день перуанских испытателей длиною «всего» в два обычных, да еще компенсируемый столь же продолжительным сном, недешево обходится МПФЦ: городок под куполом истребляет массу высококалорийных, богатых витаминами продуктов. А уж бывших астероидных испытателей не спасет никакая диета, никакие стимуляторы. Ведь психологическая перестройка не обозначает морфологической. Организм попросту «не переварит» пищевых и прочих добавок, нужных для возмещения разрушительных затрат учетверенного «дня».

…Биохимические тесты дали очень мало. Эндокринная система вела себя как обычно. Но ведь энергия не возникает из ничего! Организм тратит больше, чем потребляет… Значит, где-то на уровне, пока недоступном приборам, «перестроенный человек», так сказать, ест сам себя.

…Природа прижимиста и запаслива. В нашем теле есть депо питательных веществ, НЗ, которые не опорожняются даже при голодной смерти. Впрочем, так дело обстоит на Земле. Может быть, сюрприз невесомости? Вряд ли. Она требует меньшего расхода сил. В общем, заколдованный круг!

Ларри исповедовался в своих сомнениях, описывал мучительные, запутанные поиски. И, очевидно, на всей планете не было у доктора таких внимательных телезрителей, как астероидные старожилы, собравшиеся в холле пансионата.

— Не было там Дэви, — шепнула Марина Виктору Сергеевичу. — Она бы ему рассказала кое-что о скрытых возможностях организма…

Панин кивнул и невольно оглянулся, поскольку еще несколько дней назад там, в углу, рядом с настенным барометром неподвижно и чутко сидела бронзовоглазая… Уехала домой Дэви, «чудо Индии». Да не покинет ее счастье…

Наверное, никогда футбольные болельщики не следили так самозабвенно за игрой любимой команды в ответственном чемпионате, как Панин со своими бывшими подчиненными за ходом эксперимента на астероиде. Двадцать два человека, оставшихся в пансионате, буквально жили двойной жизнью; все их интересы сосредоточились там, среди обожженных морозом пестрых скал, где под герметическими сводами день за днем вершился неслыханный опыт. Команда доктора Митчелла боролась с джинном, ею же самой вызванным из тайников человеческой плоти. Победить во что бы то ни стало; вернуть людям ритм жизни, так легко и неосмотрительно сломанный, — так стоял сегодня вопрос в МПФЦ, во всех странах, пославших представителей на астероид.

…Однажды на видеоэкране в кабинете Панина после положенных сигналов и позывных явилось узкое желтоватое лицо Георгия Калантарова. Мешки под припухшими глазами, хриплое дыхание, какой-то нездоровый оттенок кожи — не лучшим образом выглядел Жора, даже боевые гуталиновые усы уныло повисли…

Виктор Сергеевич широко улыбнулся, принял удобную и непринужденную позу в кресле, но при этом обмер внутренне, даже в горле пересохло. Он чувствовал, что Калантарову страшно и что он, Панин, последняя опора нового шефа астероида. Георгий облизнул бледные губы, выдавил нечто вроде жалкой, скомканной улыбки:

— Давно не виделись, командир!

Это было и лестно, и опять-таки жутковато. Шеф орбитальной станции назвал командиром «отставного» предшественника. Интересно, почему? По давней привычке, из уважения или, не дай бог, от беспомощности?..

— Ну, я прекрасно понимаю, как ты был занят.

Виктор Сергеевич старался говорить как можно более буднично. Это подействовало. Калантаров снова облизнулся и сказал намного спокойнее, чем вначале:

— Я говорю с вами по узкому каналу; даже в нашем Космоцентре не знают, что я на связи.

— Ладно ли так, Жора? Я ведь на самом-то деле не командир тебе, а, можно сказать, частное лицо… И вдруг ты ведешь со мной секретные переговоры. Наверное, обоим влетит!

Георгий с отчаянием махнул рукой.

— Меня сейчас этим не испугаешь… Дело гибнет, Виктор Сергеевич!

— Что, еще какая-нибудь попытка сорвалась? Недаром я в свое время дал доктору Ларри от ворот поворот…

— Ох, недаром! — помотал курчавой головой Калантаров. И вдруг придвинулся совсем вплотную, точно хотел через несколько тысяч километров пошептаться с Паниным: — Производительность падает, командир. Вот обобщенный график за сегодня… то есть для вас за вчера и сегодня! — Он поднял пучок шелестящих лент. — Об этом еще никто не знает. Видите, после всех взлетов идет плавный, но непрерывный спад продуктивности. Это истощение, Виктор Сергеевич, истощение… Я по себе чувствую, как труднее с каждым часом говорить, писать, думать, даже отдавать команды машинам!

Георгий чуть слышно всхлипнул и запустил руку в волосы.

— А ну не раскисать! — как некогда на «Вихре», прикрикнул Панин. — Что за паника? — И спокойно, деловито: — У тебя есть данные самых свежих анализов Ларри?

— Есть, но…

— Давай-ка без «но»… — Совсем ощутив себя на «Вихре», Виктор

Сергеевич чуть было не сказал «штурман». — Какие данные?

— Он сделал нескольким испытателям лазерное просвечивание спинного мозга… — Георгий снова замялся, Панин подбодрил его энергичным жестом. — Говорит, что нашел какое-то вещество, воздействующее на высшие отделы мозга. В земных условиях оно вроде бы не вырабатывается… Ларри считает, что этот спинномозговой секрет и стабилизирует новый ритм…

— Погоди-ка, дай подумать. Помолчи, штурман. Назвал-таки… У того даже брови дернулись от удивления. Не беда, пусть отвлечется на минуту от своих горестей.

Что-то внезапно забрезжило в памяти Виктора Сергеевича. Что-то, право же, не имевшее никакого отношения ни к спинномозговым веществам, ни к нарушенному ритму, и тем не менее приятное. Несущее надежду. Э, совсем расклеился Жора. И впрямь истощение…

«В земных условиях не вырабатывается». Там, где сильное тяготение; где намного выше нагрузки и на психику и мышцы. Переселить сейчас всех этих несчастных на Землю — значит убить. Они просто не выдержат, тут Ларри прав…

Необходима резкая кратковременная встряска. Чтобы не совсем раздавить подорванные организмы, а заставить их бороться. Посоветоваться, что ли, с Мариной? Нет, Калантаров обидится: вон какую развел конспирацию. Кроме того, он доверяет своей интуиции. Он чувствует, что близок к верному решению.

Встряска. Стресс. Черт ли в том, какая именно химия закрепляет изнуряющий ритм! Ударить по функции. Оказать противодействие. Химия сама придет в норму…

Ага, вот оно! Вертелось у порога сознания… Акопян. Конечно же, Сурен Акопян. Все тот же марсианский рейс «Вихря».