Левон Хачатурьянц - На астероиде (Прикл. науч.-фант. повесть— «Путь к Марсу» - 2)

Вздрогнув от зуммера, обернулся в своей комнате поджарый седеющий мужчина. Комната была нелепо загромождена электронными приборами. Платы, пульты, шасси вычислительных машин, магнитные диски лежали навалом, как имущество, наспех спасенное от пожара. Мужчина смотрел на Панина и Марину взглядом человека, застигнутого врасплох, — испуганно и сердито. Очевидным усилием воли он поднял брови, разгладил складку на переносице.

— А-а, это вы, шеф… Что-нибудь случилось?

— Вроде нет, — ответил Виктор Сергеевич, испытующе глядя в зрачки

Сикорского. — Наоборот, захотел узнать, как у вас, Бен.

— Ничего не скажешь, интуиция! — Бен выдавил кривую ухмылку, помотал головой. — У нас тут весело… Транспорт блоков запаздывает на семьдесят два часа. Просто руки опускаются.

— Я выясню, в чем дело, и потороплю. Что еще?

— Вот. — Сикорский каким-то истерическим жестом указал на гору электроники. — Бульдозерист изволил врезаться в склад — пришлось рассовывать аппаратуру по кабинетам.

— Как фамилия бульдозериста? — спросила Марина, включая в нагрудном кармане памятный магнитофончик.

— Я сам с ним разберусь, не надо! — снова нахмурился, раздраженно сверкнул глазами Бен.

— Да я не наказывать… Может, здоровье придется проверить.

— А, здоровее он нас с вами, просто разгильдяй… — На столе у Сикорского залился другой зуммер, и он, извинившись, ткнул пальцем в клавиатуру селектора. Не попал. Только с третьей попытки нажал нужную клавишу. Внимательно следили за ним командир и Марина. «Слушаю», — рявкнул Бен. Чей-то голос невнятно залепетал, донося о неполадках с кислородными баллонами, об утечке… «Манометры у вас врут», — решительно ответил Сикорский. Ему возразили. «Не знаю я вас, что ли! Тащите как попало, швыряете!.. Что я вам, еще баллоны проверять должен? Ничего больше не желаю слышать!» — заорал Бен и яростно отключился.

— Ну, работайте, спасибо, — торопливо сказал Виктор Сергеевич. Видеофон погас, Марина только медленно покачивалась из стороны в сторону, не в силах собраться с духом и заговорить.

— А ну как на нас перекинется? — предположил Панин, шуткой пытаясь хоть немного ослабить страшное напряжение. — Вот сейчас вцепимся друг в друга…

— Скоро все рухнет как карточный домик, — неожиданно низким голосом ответила Марина. Она так же покачивалась, отрешенно глядя в одну точку, сложив руки на коленях. — Замкнутый коллектив. Бежать некуда. Эпидемия информатизмов, вот это что. Рабочей совместимости, считайте, уже почти нет…

— Что ты качаешься, как араб на молитве! — резко сказал Виктор Сергеевич. — Походить бы сейчас по залу, успокоиться. Чертова невесомость. По домам всех распустить, что ли? Закрыть станцию, вообще убрать астероид куда подальше? Да от нас только этого и ждут, хотя бы «Общество Адама».

— По-вашему, лучше, чтобы мы перегрызли друг другу глотки? — вспылила Марина. Он подошел к ней сзади, положил руки на плечи, и она сразу перестала покачиваться, подтянулась.

— Думать надо, Мариночка, — в самое ухо врача прошептал Виктор Сергеевич. — Крепко и быстро думать. Следить за всеми. За мной. За собой. И никакой паники.

Она вошла в камеру тренажера. Стала медленно, рассеянно надевать стальную «сбрую» — пояс, браслеты, наплечники. Легким прикосновением включила поле: «Тяготение» электромагнитов нарастало плавно, постепенно, чтобы не дать опасного скачка. Она легла на спину, ожидая, пока «сбруя» станет достаточно тяжелой и можно будет начать гимнастику.

«Думать надо…»

Скоро надорвется мозг, не выдержат нервы. Ее повезут на Землю, в санаторий. Там — голубизна и зелень, успокоительный шорох воды, олеандры в цвету. Где-то в глубинах неба будет висеть гибнущая станция.

Фактически, хотя и в тайне от всего экипажа, власть на астероиде передана ей. Марина как могла изолировала проклятый буровой комплекс, солнечную ловушку, еще два-три участка, где возникли информатизмы. Держала в одиночных палатах Хосе Альгадо, злосчастного Чандру Сингха, бульдозериста, разрушившего склад электроники, других «буйных» или «тихих» больных — уже девять человек… Психофизиологический контроль был усилен до предела. Она убедила всех постоянных работников станции, что ведет важнейший эксперимент, — и вот люди круглые сутки носили на себе датчики. Рабочие, завербованные на короткий срок, вообще считали космической нормой все эти счетчики кровяного давления, накожные термометры и анализаторы дыхания. Поток данных захлестывал машины местного вычислительного центра и столь же обильно лился на Землю. Панин сумел аккуратно, не возбуждая нездоровых слухов, предупредить службу психофизиологии советского космоцентра. Наиболее осведомленным стал начальник службы, старый друг «вихревцев» Семен Тарханов, незримо присутствовавший на борту корабля. С ним Марина советовалась во время полета. Сейчас и Семен не мог помочь. Ждали его прибытия на станцию.

Причина, причина… Болезнь легко проникает сквозь могучие стальные заслонки, через фильтры скафандров; злая неощутимая сила расползается по мертвым скалам астероида. Может быть, правы те, кто считает, что деятельность замкнутого, изолированного коллектива все же ограничена во времени? Может быть, есть зерно истины в проповедях «Общества Адама» и человек действительно не в силах устоять против психологического давления пустоты?

А что, если в порах летающей горы живут какие-нибудь «пустотные вирусы», способные размножаться без воздуха, при абсолютном нуле температур? Кристаллические, металлические убийцы, невидимые ни в какой микроскоп?.. Да нет, симптомы информатизма налицо… Но отчего же тогда не страдает в равной степени весь экипаж? Или, скажем, не заболевают выборочно самые слабые? Информатизм — спутник мозговой усталости, нервного истощения. А эта напасть в самом деле похожа на эпидемию, она расходится из отдельных очагов. Первая вспышка — на шестом буровом. Первая жертва — Альгадо…

…Чего им здесь не хватало?! Оранжереи. Кино. Кегельбан в подвале Главного корпуса. Все земные телепрограммы. Спортивные состязания, лекции, библиотека, музыкальный салон, творческие кружки. В любой момент —видеосвязь с семьей. Примерно раз в месяц приходит пассажирский «Орион», привозит близких. Блок с регулируемым тяготением для трехдневных свиданий.

Вот и Виктор Сергеевич тоже становится каким-то суетливым, беспокойным, на себя непохожим… Конечно, начальник станции переживает за судьбу своего детища, это естественно… Но не хотелось бы видеть командира «Вихря», первопроходца, «рыцаря без страха и упрека», в обличье неврастеника.

…Нет, об этом лучше не вспоминать! Запретить себе… Запретить!

Хосе Альгадо — первая жертва. Точка, от которой начали расходиться круги эпидемии.