Роджер Желязны - Знак Единорога

Рэндом допил вино и встал.

— Ладно, сейчас займусь. Куда ее привести?

— Ко мне. Если меня не будет, подождите.

Он кивнул.

Я встал вместе с ним и вышел в зал.

— У тебя есть ключ от этой комнаты? — спросил я.

— Вон, висит на крючке изнутри.

— Возьми-ка его и запри комнату, чтобы никто сюда раньше времени не сунулся.

Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Я проводил его до первой лестничной площадки и направился к себе.

Из своего сейфа я вынул Камень Правосудия — рубиновый кулон, дававший отцу и Эрику власть над погодой вокруг Амбера. Перед смертью Эрик объяснил мне, как настроить его на себя. Но до сих пор у меня не было времени. Сейчас его тоже не было, но беседуя с Рэндомом я решил, что придется его найти. Я отыскал записки Дворкина под камнем у камина Эрика. Об этом он мне тоже сказал, умирая. Но мне очень хотелось знать, где сам Эрик наткнулся на них, потому что они были неполными. Я вытащил заметки из сейфа и еще раз просмотрел их. Все совпадало со словами Эрика.

Но кроме того, там говорилось, что Камень можно использовать не только в метеорологических целях. Управление погодой было почти случайной, хотя и впечатляющей демонстрацией комплекса принципов, которые лежат в действии Карт, Лабиринта и физической целостности самого Амбера, не говоря уже о Тени. К сожалению, детали отсутствовали. Но чем больше я напрягал память, тем больше находил намеков на это. Отец очень редко использовал Камень, и хотя утверждал, что он служит для управления погодой, далеко не всегда после появления рубина, она менялась. Он часто брал Камень с собой, отправляясь в свои странствия. Поэтому я вполне готов был поверить, что дело тут не только в погоде. Эрик, видимо, рассуждал также, но он не смог разнюхать, для чего еще служит рубин. Когда мы с Блейзом атаковали Амбер, он воспользовался лишь известными силами Самоцвета. То же самое сделал он и на прошлой неделе, когда на город напали твари с Черной Дороги. В обоих случаях Камень хорошо послужил Эрику, хотя этого оказалось недостаточно для спасения его жизни. Посему я решил, что пора мне учиться пользоваться Самоцветом, и поскорее. Любое, даже самое незначительное преимущество может оказаться решающим. К тому же, все увидят, что я ношу Самоцвет, а это тоже не помешает. Особенно сейчас.

Я снова спрятал записки в сейф, положил рубин в карман и стал спускаться вниз по лестнице. Я проходил по залам и как всегда у меня возникло такое чувство, будто я никогда не покидал их. Здесь мой дом, то, что я люблю больше всего. Теперь я был его защитником. Я даже не носил корону, но все его проблемы стали моими. Я вернулся домой, чтобы предъявить свои права на корону, вырвать ее из лап Эрика и покрыть себя славой. Чтобы царствовать. И вдруг все пошло через пень-колоду. Вскоре я понял, что Эрик допустил ошибку. Если он и в самом деле расправился с отцом, то не имел права на корону. Если же нет, то он слишком поторопился. В любом случае коронация еще более раздула его и без того непомерное самомнение. Я жаждал власти и знал, что могу захватить ее. Но было бы не менее безответственно сделать это сейчас, когда мои войска расквартированы в Амбере, когда меня подозревают в убийстве Каина, когда я внезапно распознал признаки фантастического заговора, когда еще оставалась вероятность того, что отец жив. Несколько раз мне казалось, что мы устанавливали контакт, и в одном из таких случаев, много лет назад, он назвал меня своим наследником. Но в ход было пущено столько лжи и обмана, что я получил травму головы и слишком хорошо знал, чего хочу. В мозгу человека творятся престранные вещи. Я даже своему разуму и то не доверял. Может быть, все это мне привиделось. С тех пор много воды утекло. Такова цена жизни в Амбере, — подумал я, — даже себе не доверяешь. Интересно, что сказал бы по этому поводу Фрейд? Правда, он не мог вылечить мою амнезию, но кое-какие догадки насчет моего отца и наших с ним отношений были очень близки к истине, хотя в то время я этого не понимал. Жаль, что нельзя было еще раз поговорить с ним.

Я прошел через мраморную столовую в темный узкий коридор. Кивнув стражнику, я вернулся к двери, вышел на платформу, пересек ее и начал спуск. Бесконечная винтовая лестница, ведущая в недра Колвира. Ступени. Иногда — огни. За ними — тьма.

Казалось, что на пол-пути все изменилось: я уже действовал не по собственной воле, меня вынуждала двигаться какая-то непонятная сила. Она гнала меня, словно барана. Каждое движение вело к следующему. Когда все это началось? Может быть много лет назад, и лишь сейчас я заметил и осознал это? Может быть все мы жертвы, но никто не может сказать почему и до какой степени? Какая пища для патологических мыслей! Зигмунд, где ты? Я всегда хотел стать королем больше всего на свете. Я и сейчас хочу стать королем. Но чем больше я узнаю, тем больше мне кажется, что я не более чем королевская пешка в шахматной партии Амбера. До меня дошло, что это чувство возникло у меня давно. Оно росло и все это мне абсолютно не нравилось. Но никому из живущих сейчас и живших до меня не удавалось избежать ошибок, утешал я сам себя. Если моя интуиция не подвела меня, то с каждым звонком мой Павлов, тот, что экспериментировал со мной, все ближе и ближе подходил к моим клыкам. Скоро, теперь уже скоро, я знал, что ждать осталось недолго. Я подпущу его совсем близко. А потом уж мне придется позаботится о том, чтобы ему не удалось уйти или снова возвратиться.

Поворот, еще поворот, ниже и ниже, тут и там огни, мои мысли словно нити в клубке, сматываются и разматываются, я ни в чем не уверен. Где-то внизу металл скрежещет о камень. Ножны стражника. Он встает. Колеблющийся свет поднятого фонаря.

— Лорд Корвин…

— Здравствуй, Джерми.

Спустившись на дно, я взял с полки фонарь, зажег его, повернулся и направился к туннелю, подталкивая перед собой тьму. Шаг за шагом.

Наконец-то туннель. Вверх по нему и считать боковые проходы. Мне нужен седьмой. Эхо, тени. Плесень и пыль.

Ну вот и проход. Повернуть. Теперь уже близко.

Наконец-то огромная, темная, обитая металлическая дверь. Я отпер ее и толкнул изо всех сил. Она скрипела, не поддавалась и наконец распахнулась внутрь.

За дверью справа я поставил на пол фонарь, больше он не был нужен: сам Лабиринт давал достаточно света.

Несколько секунд я разглядывал Лабиринт, сияющую массу кривых линий, проследить за которыми было невозможно. Вот он, огромный, замурованный в блестящий, черный пол. Он дал мне власть над Тенью, он почти полностью восстановил мою память. Он же в один миг уничтожит меня, если я попробую пройти его не так, как надо. Поэтому я испытывал к Лабиринту благодарность с изрядной толикой страха. Это была старая таинственная фамильная реликвия, которая хранилась там, где ей и следовало быть. В подземелье.