Олег Кулагин - Дип-склероз

– У-уй, – стонет Падла, потирая челюсть, – Я узнаю эту руку!

Холод пробегает у нас по спинам. Выходит Дибенко, или кто бы он ни был – только разменная фигура? А настоящий противник лишь начинает игру! Когда и Маньяк, и Падла – практически израсходовали боеприпасы!

– Ну что ты милая, – вкрадчиво начинает Жирдяй, – будь хорошей девочкой… Взгляд ребенка не обещает ему ничего хорошего. Отбросив вежливость, толстяк свирепо бормочет:

– Получай, стерва!

Жирдяй выплевывает что-то. Кажется, обыкновенную вишневую косточку… Темный шарик повисает над землёй и вдруг, ни с того ни с сего, начинается ураган. И в центре смерча, куда с ревом и свистом всасывается воздух, щепки и горелые листья – именно та штука, которую я принял за вишневую косточку…

Падаю ничком и вцепившись пальцами в остатки травы, осознаю, насколько поспешил с выводами. Скорее уж, Жирдяй сварганил крохотную черную дыру. И, по-моему, он здорово погорячился!

Пытаюсь ползти в сторону сада и чувствую, как ноги отрываются от земли. Кто-то протягивает мне руку. Череп! Он успел зацепиться за яблоню. Хватаю его ладонь и оказываюсь подвешенным в воздухе. Подтягиваюсь. Мертвой хваткой обнимаю толстую ветку. При этом неодолимая сила срывает с меня незашнурованные омоновские ботинки. Оглядываюсь и успеваю заметить, как ботинки скрываются в чудовищной воронке. Вслед за Жирдяем.

Вода из озера, камни, куски земли, не говоря уже о яблоках и апельсинах – все это бешено вращается и бесследно исчезает в черной ненасытной утробе. Пространство вокруг искажается и сад встает вертикальной вздыбленной стеной, из которой то и дело вырываются, уносятся в ничто целые деревья…

Чувствую, и наша яблоня продержится недолго. Комья земли бьют меня по лицу, с хрустом выламываются наружу корни… Жирдяй, Жирдяй, что ж ты наделал!

Ураган нарастает, сквозь него едва разбираю крик Черепа. Треск! Конец нашему дереву! Падаем в жадно гудящую дыру. Вот и всё!

Глубина-глубина!… Не успеваю договорить свой стишок.

Чей-то громовой голос перекрывает рев урагана:

– НУ ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙ!

В следующий миг я оказываюсь на земле. Рядом на зеленой (зеленой!) травке лежат и сидят, недоуменно хлопая глазами, члены нашей лихой команды. Не хватает только Доса.

Всё остальное – сад, роща, беседка и даже озеро с проплывающими лебедями – обрело первоначальный благостный вид.

Дима Дибенко – снова в беседке. Обедает, как ни в чем ни бывало. А перед нами, скрестив руки на груди, стоит облаченный в просторное кимоно… На всякий случай я протираю глаза.

Круглое лицо, аккуратные усы, хитроватый монгольский прищур…

Нет, не может быть!

Писатель!

Последнее слово я выкрикиваю вслух. Он смотрит в мою сторону и с усмешкой приглаживает короткий ежик черных волос:

– Да, писатель. Хотя я, лично, предпочитаю именоваться литератором. А вот вы кто?

– Как это кто? – недоумевающе бормочет Падла, – Мы… мы – честные хакеры!

– А ведете себя, как заурядные хулиганы, – укоризненно замечает Писатель-Литератор, – Обижаете ребенка.

Он нежно гладит по голове доставившую нам столько неприятностей девчушку. И это прелестное создание тычет в нашу сторону тонким пальчиком:

– Они – плохие дяди! Они тут всё спалили, уничтожили и загадили!

– Подумаешь, слегка намусорили, – пожимает плечами Жирдяй, – Обычные издержки виртуального поединка. А вот вам следовало лучше воспитывать ребенка. Никакого уважения к старшим!

– И за что же вас уважать? – иронично щурится Писатель.

– Как это, за что!!! – аж подпрыгивает Жирдяй, – Да вы знаете, кто мы?! Мы… Мы – душа глубины !

– Да? А она сама так не считает… – и Литератор кивает на… девчушку!

Немая сцена длится не меньше минуты. Окончательно утратив логику, мы сверлим офонаревшими взглядами юное созданье.

Наконец, Падла выдавливает:

– Это как понимать?

– Да вот так и понимать, что уважать вас особенно не за что… – Писатель садится на травку, скрестив ноги, – Думаете она не видит, во что вы превратили благородные идеалы хакерства?

– Ну, знаете ли… – бормочет Падла.

Литератор вздыхает и, полузакрыв глаза, нараспев декламирует:

– Весьма поучительно, – кивает Падла.

– И главное, самокритично, – негромко хихикает Маньяк.

– Тамагочи Накусика, выдающийся поэт седьмого века, – холодно объясняет Писатель, – И глядя на вас, понимаешь, что с седьмого века мало что изменилось.

Он сурово хмурится:

– Ради чего вы живете? Ради того чтобы жрать, пить и хвастаться друг перед другом? – Литератор чуть презрительно улыбается, – И главное, было бы чем хвастаться… Тем, что умыкнули тыщёнку-другую поганых зеленых баксов…

– А вы знаете, как они достаются, эти проклятые баксы? – с театральным надрывом в голосе начинает Жирдяй, – Сколько тяжелого труда, сколько пота…

– Сколько выпитого пива! – с ухмылкой добавляет Писатель, щелкает пальцами и из ничего возникает доверху полная кружка. Он делает большой глоток. Жирдяй следит за ним жадным взглядом, облизывает губы и наконец не выдерживает:

– А гостям предложить, слабо?

– Прости, Жирдяйчик, – спохватывается Литератор, – Я не хотел тебя обидеть. Ты единственный из этой банды, кто не утратил до конца нравственных ориентиров!

Мы обалдело переглядываемся: нам не послышалось? Это он про Жирдяя, насчет „ориентиров“? Должно быть, наш Писатель перегрелся на виртуальном солнце!

Толстяк смотрит куда-то в сторону и смущенно покашливает.

Писатель опять щелкает пальцами. Из ничего возникает стол, заставленный хрустальными кружками с пивом. А через миг Жирдяя подбрасывает в воздух и выросшее из пустоты удобное кресло подхватывает и доставляет его прямо к столу. В следующем кресле аналогичным манером размещается Писатель.

Мы встаем с травы и, чуть потоптавшись в нерешительности за спиной Жирдяя, хватаем кружки с пивом. К счастью, их куда больше, чем присутствующих персон.

– Я вас не приглашал, – сухо замечает Литератор.

– А нам по барабану, – замечает Маньяк, – Мы давным-давно утратили ориентиры и морально разложились.

Шурка с удовольствием делает большой глоток. Остальным тоже особого приглашения не надо.

– Может все таки объясните, – говорит Падла, сдувая пену, – Какая связь между ней и всей этой историей?

Девчушка показывает нам язык и прячется за широкой спиной Писателя, сотворившего для неё бутылку лимонада.

– Как это какое? – улыбается Литератор, – Самое непосредственное! Когда я придумывал глубин у, я с самого начала догадывался, что такая сложная система будет обладать разумом. Правда, пока она – ребенок… Семь лет – не возраст. Даже для обычного человека.