Александр Зорич - Пасифая.doc

Во-первых, потому что пытается быть жизнерадостнее итальянского телевидения («Наша позиция – позитив!»).

Во-вторых, любая дура из отдела маркетинга и продвижения будет, морщась и повизгивая, доказывать, что женской таргет-группе все эти великие победы, неуловимые диверсанты, сталинские соколы и панцеркампфвагены до лампочки, просто потому что это женщины, вы психологию учили, Фаина? Вообще-то Фаина могла бы возразить: ведь покупают же эти женщины криминальные боевики! Читательницы волокут с почты густым потом пахнущие книги про комбатов, потому что им не хватает мужского, мужеского. И, устраивая на полке очередного «Контуженого», они, млея от собственной смелости, представляют, что рядом с ними почти есть или вот-вот появится мужчина, который всю эту кровавую галиматью будет читать между рыбалкой и ночной сменой. Так вот, покупая книгу о Курской дуге, эти теточки будут думать в точности то же самое! Только нафантазированный ими мужчина будет повыше рангом – может, инженер, ну, или после техникума. В общем, как папа мой покойный, Иван Ильич.

В-третьих же, Фаина молчала, потому что успела узнать своих немецких боссов настолько хорошо, чтобы уяснить: тонкий покаянный звон души, который можно расслышать за лязганьем танкового железа и буханьем бомбен унд гранатен, а также трагическое упоение поэзией гибели на поле брани они считают прерогативой исключительно своей нации и ни за что не пожелают по своей воле допустить к этому волшебному колодцу русских сви… русских своих покупателей.

– Пиво будешь? – спросил Алексей.

– Ага, – сыто кивнула Фаина.

Алексей живо убрал посуду в мойку из нержавейки и метнулся к холодильнику. Зашипела укушенная открывашкой бутылка, потом еще одна, для Фаины.

– Вот, трудяга. Тебе, – сказал Алексей, пододвигая пиво к жене.

Уютные повадки Алексея, его кротость, вежливость и спокойная сила уже не первый год вызывали у Фаины эмоцию глубокого умиления. Липами и березами среднерусской возвышенности пахло от его волос. Глядя на его домовитость, покладистость, невзыскательное трудолюбие Фаина думала вот о чем. Нет, вовсе не одиночество и не тоска по иностранному влекли ее на «Доску», к чувствительным люксембургским холостякам, швейцарским любителям роликовых коньков, польским альфонсам и турецким онанистам. Но ожидание кого-то, кто не был бы иностранцем, но в то же время и не был бы русским. Ожидание кого-то вроде Беленького. Бычка какого-нибудь. Человекобычка.

– Послушай, тебе бычки нравятся?

– В смысле, в томате?

– Нет. Быки!

– Бандиты ты имеешь в виду?

– Нет. Быки. Понимаешь? Животные.

– А-а, в смысле быки. – Алексей приставил указательные пальцы ко лбу.

– Да.

– Ну как тебе сказать? – Алексей поднял на Фаину растерянные глаза. – Наверное. Только я их особо никогда не видел.

– А в деревне?

– В отличие от некоторых, – подмигнул Фаине Алексей, – я горожанин в седьмом колене.

– Мало ли! Ты что, в деревне никогда не был?

– Там как-то не было быков. Коровы, кажется, только. Такие, с выменем.

С пивом Фаина справилась быстро. И хотя на душе у нее распогодилось, виду она не подавала. В образе уставшей на службе страдалицы имелась масса сценических преимуществ.

– Повторим? Там еще две бутылки есть, – предложил Алексей в антракте между поношением конкурирующих грантососов из Института биохимии и отчетом о плановом ремонте их престарелой «ауди» (14).

– Ну, давай, – согласилась Фаина.

Алексей извлек из холодильника еще бутылку, открыл. И, прежде чем возвратиться в кресло, присел на корточки перед Фаиной и положил свою медово-русую голову ей на колени. Он делал так всегда, когда хотел показать, что алчет услад плоти.

– Нужно было вина купить, – досадливо сказал Алексей, накрывая своей рукой руку Фаины, которая перебирала пряди его волос.

– Ага. Без Бахуса Венера холодна, – хмыкнула Фаина. Она воспользовалась минутой, когда Алексей на нее не смотрел, чтобы состроить пресыщенную ядовитую гримасу.

– Что ты сказала?

– Это Теренций сказал. С курса антички запомнилось…

– А?

– Не бери в голову.

На следующий день Фаину послали инспектировать почтовые отделения на окраине города.

Хотя основной контингент Клуба проживал в далеких пригородах, городишках и поселках городского типа (туда ездили агитировать желтые автобусы с эмблемой в виде раскрытой книги, над которой склоняли анатомически правильные лица мама, папа и сын), про жителей городских окраин тоже забывать было нельзя. «Курочка по зернышку клюет», – говаривала по этому поводу Волчица, в прошлом – преподаватель Сельхозтехникума.

Инспектору Фаине полагалось выяснить, поступают ли в почтовые отделения плакаты с рекламой Клуба и бесплатные каталоги, отрабатываются ли розданные взятки (приказ развешать всюду плакаты Клуба должен был поступать от начальства), заполняются ли тетрадки со статистикой. Сколько человек выразило интерес к клубным программам? Сколько роздано бесплатных каталогов? Брошюр? Ну и передать конверт с наличностью директрисе отделения номер сорок четыре с высокой, дотверда залакированной прической.

Ясно, что с такой программой Фаина чувствовала себя средним арифметическим между маршалом Жуковым, рекогносцирующим вражеские позиции на Ржевском выступе, и бундесканцлерин Меркель на встрече лидеров Африканского континента. На языке вертелось «расстрелять», «почему ведро не покрашено?» и еще «шайзе!».

Почтовое отделение, которое стояло в плане обхода вторым, хотя и имело номер из двух четверок, выглядело максимум на трояк.

Советское, постсоветское и навсегда русское сопряглись в его, с позволения сказать, дизайне в неказистый, но живучий, как дворняга, визуально-смысловой конгломерат: на старорежимном стенде «Передовики производства» с вырезанными из пенопласта красными буквами чванились усыпанные червонцами плакаты лотереи «Миллион» и непотопляемой «Спортлото», а под вывеской «Наш почтовый индекс…» и «Сегодня… число» была приколочена полка, где сияли мягким византийским светом Богоматерь Оранта, Спас в Силах и Николай Угодник.

Полуподвальное помещение с пожелтелым плющом на стене и вытершимся линолеумом было наводнено женщинами за тридцать.

Все они стояли в очередях, с разной степенью унылой обреченности опершись о стены, и затравленно взирали на входящих.

Девицы с той стороны стекла оголтело лупили штампами по конвертам и обертывали бандероли. «Деньги на погребение кто выдает? Моя фамилия Ясюк!», «Сколько стоит заказное по России?», «Коммунальные платежи до которого часа принимаете?»

Фаина остановилась возле рекламного стенда и вынула записную книжку – фиксировать.