Аскольд Якубовский - Купол Галактики (сборник)

Приметалась к нам только кровь бабки Мод, саксонки с золотистыми волосами. Но руки ее предков тоже в звериной крови; они охотились в Африке, Индии, по всему свету.

И в душе бабки не умирало стремление к охоте. Именно из-за Мод нас изгнали с Цезарины. Мод сняла ружье со стены и прикончила одним выстрелом всем осточертевшего филартика, шатавшегося по окрестностям, нарушавшего покой, грабившего сады. Заряд ее ружья настиг его в момент, когда он уходил.

Я могу себе представить его перевоплощение в смерти! — из зверя в сплетение зеленых и желтых нитей, искривших электрическими разрядами.

Никто на свете не знал этого — до выстрела моей бабки в грабителя-филартика. Казалось, должны сказать спасибо.

А что получилось?.. Филартика увезли в Институт, бабку и деда вышвырнули на Глан: убит запретный зверь!

Дед поселился в том месте, откуда был хорошо виден Гавриил Шаров, высеченный из целой горы каким-то сумасшедшим. Около и был наш дом.

Великий астронавт смотрел на дом, на равнину, сам из красного выветривающегося песчаника.

Под его взглядом я бил фиглей из рогатки и мечтал быть великим охотником.

Да, руки мои в крови той дичи, что так скупо водилась на Глане. Этим они походили на сильные руки предков, бывших великими охотниками: один охотился на китов с ручным гарпуном. А другой?

Сначала он добывал слоновую кость, потом сел хранителем африканского заповедника. А если я поднимаю древнюю память (мучительнейшая процедура, рождающая тяжелые головные боли), то вижу других, на костре обжигавших концы копий, чтобы охотиться успешно, с упоением и сладостью.

Или погибнуть на охоте.

И уж конечно, я знал о мечте клана. Судьба же меня гнала в сторону от охоты. И хотя я вопил, что буду, буду, буду охотником и поеду на планету Фантомов, я кончил сельскохозяйственный институт. И если сейчас вы едите сытный хлеб, розовый и немного странного привкуса, значит, в нем есть зерно так называемых «шагающих» пшениц. Те, что слоняются всюду, где есть хоть крупинка жирной земли, а ко времени обмолота приходят обратно.

Я был счастлив только с ружьем в руках. Но охотились теперь лишь на вновь достигнутых планетах.

Кровь предков гоняла меня по диким планетам, пока я не попал на Маб и там не встретился с Сергеевым. Он был дальним родственником и врачом. Он знал решение и законы клана. И даже брался вывести страсть к охоте из меня простейшей операцией. Мы спорили, так как я не соглашался.

Это было неплохое время: Сергеев сидел у камина в том минимуме одежды, который разрешала носить жена. На его груди рыжая шерсть горела в отсветах камина. Надежда колдовала с кастрюлями, пытаясь соорудить нам приличный ужин, я глядел на стену, которую Сергеев увешал древним оружием. У него было даже пулевое ружье!..

А потом Сергеев умер и завещал это ружье мне.

И тогда-то я доказал, что цепь охотников шла ко мне, что она замыкалась только мною, вспыльчивые, небрежно одетым агрономом, человеком с покатым лбом мечтателя, который нигде не приживался, не заводил семью, мотаясь от одной пограничной планеты к Другой.

Я добился, чтобы меня послали на планету Фантомов наблюдателем.

Трава — высокая — прикрывала зверя своей тенью. Но когда зверь двинулся, я удивился, что не видел его. От травы была в нем только полосатость, а все остальное совсем, совсем другое. Например, шкура красная…

Тигр шел ко мне… Ближе, ближе… Я кричу, а на меня с дерева глядит обезьяна.

Это огромная белая обезьяна. Вокруг снег, шерсть обезьяны заледенела, волосы торчат козырьком над круглыми голубыми глазами.

Почему крадущегося тигра сменила эта обезьяна?

А вот я на каре повышенной проходимости. Прыжок через пропасть! Кар повис в прыжке, колеса его медленно вращаются. Впереди же белые, черные, рыжие ящерицы. Они образуют тесный, слитый боками узор.

Я бегу, бегу от них аллеей, усыпанной листьями, красными, бурыми и желтыми, на меня глядит каменный космонавт Шаров, и варгус поднимает крылья, заслонив тучи. В моих руках ракетное тяжелое ружье. Я прищелкиваю к нему магазин, вскидываю — ствол его гнется.

— А-а-а!

— Ну, браток, — говорит, склоняясь ко мне, бортрадист, курносый Альберт. — И спишь же ты.

— Сплю?..

— Спишь ты слишком шумно.

Значит, сплю… Я прихожу в себя и определяю свое место. Теснота. Серые баллоны — это кислород. Подвесные койки. Откидной стол.

Я в тесной ракете, в каюте на двоих, куда пришлось всунуть третьего — меня. Остальное место в ракете занимает аппаратура в ящиках, роботы, которые со мной будут обследовать планету.

— Весь день спишь. Ужинать пора.

Звонят часы: «Ужин!»

И мы едим из хлебных стаканчиков морковное пюре и жареную котлету. Съедаем стаканчики и запиваем соком. Ребята теперь сыты и начинают бурно жалеть меня. Более жалостливых людей я еще не видел, им бы идти в похоронщики.

— Свинство посылать на такую планету одного человека!

— Я бы отказывался.

— Сам хотел.

— И глуп же ты, парень!

— Считай, твоя жена вдова.

— Не увидишь детей!

Ни о чем другом они говорить не в состоянии: семья, жена, дети. Это работяги космоса, и словарь их прост.

— Нету там, парень, воздуха.

— Куда же делся?

— Был, да вышел, — смеются они. — Не было его, закись азота. Ну, в кресла — сейчас гравикокон.

Вот карта, которая дается только пилотам. Я вижу на ней очень ровную поверхность: рек нет и леса тоже. Карту делал мой предок — Изобретатель, она точная.

— По лоции там что-то вроде мелких болот, — вздыхает пилот. — Такие дела. Увязим костыли, перерасходуем горючее, — ворчит он.

Мне абсолютно плевать на огорчения пилота.

— Конов! Ты будешь третьим на планете, вон навигационный справочник, читай!

Лоция не врала — всюду топкие болотца с тонким слоем воды и студенистым илом. Кислород есть, но слишком много закиси азота. И до черта ксенона, гелия, криптона. Вот и станция Изобретателя. Чертов лжец! Где здесь охота?

Мы разобрали ящики, и роботы встали, все. Вернее, стояло семеро, маленькие коренастые роботы-гномы.

А два робота, те лежали. Один был шар, его я должен пускать на аэростате, другой — зонд для бурения.

Дали мне небольшую ракету: пейзаж планеты обогатился.

Мы починили домик типа глубинной батисферы, стоявшей на трех ногах. Затем пилоты жали мне руки.

Смущенные, они говорили, чтобы я не психовал, что каждый год поблизости будет проходить космический зонд и брать мою информацию. Если я заболею, он возьмет и меня.

Затем они (с облегчением) влезли в свою ракету. Люк захлопнулся, ракета ушла.

И лишь тогда я отчетливо понял, что я обманут предком. С этим ничего не поделаешь. Поделом мне, слишком доверчивому!

Я стоял в мокроступах и легком скафандре. Мимо на тележке проехали роботы-гномы, ставить наблюдательные станции. Ладно, тогда работа! Я утыкаю планету датчиками.