Юрий Дружков - Прости меня

- Ну и что же?

- Такой безмятежный вопрос мог бы задать, очевидно, глубоко привыкший к подобным условиям человек. Вас не удивляет загадка Антарктиды? Здесь капиталисты работают рядом с коммунистами. Экономическая мощь разных систем подпирает эту работу. Поясните, что происходит? Если тут хозяйничает ее величество Наука, тогда не лежит ли в ее карманах граната коммунизма? - обыденным тоном произнес он такие слова.

- Ага, все-таки здешние, нормальные, по-моему, отношения вы называете коммунистическими?

- А почему бы нет, мистер Магнитолог? Если бы мне пришлось подбирать людей для таких суровых экспедиций, безусловно, я искал бы тех, кто понимает коммунистическое общение.

- Но такое нравится вам только здесь? А дома, наверное, пронеси господи? - сказал я.

- Не смотрите на меня, пожалуйста, как на примитива. Почему я не могу заметить сильные ваши стороны, к тому же ничего не меняя в укладе моих представлений? Ведь я репортер. Много видел, могу сравнивать, был однажды у вас в России... Меня у вас поразил воздух коллективизма, которым пронизаны самые крошечные воры вашего государства. Но я хочу жить по-другому. Я привык жить иначе. Я не боюсь работы, хочу зарабатывать много долларов и покупать на них много удобств. Часть моего труда все равно принадлежит всем. Я не хочу никаких ограничений.

Он говорил "доллары" на особый кокетливый лад, как у нас говорят "деньгами", а не "деньгами".

- Позвольте мне, американцу, выразить вам свое восхищение сверхъестественным походом, напряжением сил, затраченных в этой стуже. Я восхищен вами. Я умею видеть и принимать ваше величие, ваши качества, которым надо завидовать и сожалеть, если сам их не имеешь. Но я не хотел бы жить всегда при всем этом. А вы, я думаю, не хотите стать американцем, но, если так случится, легко сделаетесь им.

- Неужели?

- Давайте сыграем так. Мы поменялись. Я к вам. Вы к нам.

Он посмотрел на карту, висевшую за моей спиной, загадочно улыбнулся и начал искать что-то в карманах пушистой куртки. Он достал два значка: полосатый американский флажок и наш алый на контуре Антарктиды. Полосатый он приколол на точку Москвы, другой - на .зеленое поле Америки.

- Вы попали к нам, - он показал широким жестом некое неоглядное пространство. - Я в это время нахожусь у вас. То, что я найду, меня восхищает во многом, но никак не удовлетворит полностью. Мне досталось то, что потеряли вы.

- Значит, с этой минуты я в Америке с моими потерями?

- Да, конечно. - Взгляд на карту. - И вам понравится невиданный размах, ее красота... Я, - продолжал самодовольно Американец, - у вас не изменюсь. Мне слишком недостанет многого. Но ваш человек, то есть любой человек, имея возможность получить все, конечно, переменится.

- Вы убеждены?

- Человек остается человеком. Всем или только себе. В этом одно из печальных земных противоречий. Восхищаясь вами, я не меняюсь. А вы, если...

- Ну что гадать, - остановил я. - Вы здесь наяву. За ваши слова можете сами ручаться. Меня у вас, как ни крути, все-таки нет. Я в Америке пока еще не был. Но позвольте спросить, кивая на других.

- Пожалуйста, - великодушно разрешил он.

- Рядом с вами лежит маленькое государство. Кажется, не было там ни газет, ни радио, воспитывающих в другом понимании. Были штыки солдат, оберегающих ее, вашу неограниченную... Все было. Почему тот самый "любой человек" однажды предпочел автомобилям и виллам бедность, карточки, неустройство, нелегкий труд и опасность?

- О, - сказал он, откидываясь на стуле, - теперь я чувствую, с кем говорю... Но хочу вам заметить, мир сложен, и современный человек сложен. Это не монолит чувств и мыслей, движимых в одном раз и навсегда установленном направлении. Современность надо уметь видеть в разных измерениях и в противоречиях. - Он зажег сигарету, затянулся несколько раз пахучим дымом, отогнал его в сторону ладонью. - Взгляните на Землю, сказал бы я. Там раскалывают атом и шлют приборы на Луну, а в джунглях Америки, Австралии, Африки прячутся первобытные племена. Каменный век! А в горах Индии племя года хранит обряд жертвоприношения, добывает огонь трением дерева о дерево.

- Мистер Американец, вы, кажется, меняете пластинку?

- Ничего подобного! Вам хотелось положить меня на обе лопатки, но я выдвигаю довод, который для вас и для нас одинаково правилен. События не всегда укладываются в программы и расписания. Вы, например, умеете составлять графики на много десятилетий вперед. Но тогда скажите, мистер Магнитолог, объясните мне... Ваша Россия в течение жизни одного поколения ценой суровой дисциплины, беспримерного труда и лишений стала могучей промышленной державой. Она сумела совершить безысходный, как путь в Антарктиду, тяжкий поход... - он даже вздохнул, так ему стало кого-то жаль. - И понадобилось новое напряжение России, чтобы другим облегчить поход в незнаемое.

Он замолчал, предполагая, что нанес мне сокрушительный удар. Но я терпеливо слушал.

- Позвольте мне, - продолжал он, - усомниться в том, что вы сделаны крепче всех и слеплены из другой глины, что вам не надо было хороших квартир, автомашин и пирожных. Или вам не о чем волноваться, потому что вы составили некое расписание, каталог на все случаи жизни?

- Такое расписание не может составить никто. Ни бог, ни царь и не герой. Никто не может расписать жизнь по линеечкам. На то и жизнь.

- Как? Вы хотите меня уверить, что у вас, русских, ничего не расписано? Или вы боитесь полемики? Я же знаю, как все вы подкованы в политических науках.

- У меня по этим наукам всегда были тройки... Не знаю, как по-вашему отметки.

- О, превосходно! Я тогда не понимаю, кому ставят высокий балл. - Развел он руками.

Поздно вечером позвонил Начальник станции, просил, чтобы я, если не трудно, зашел к нему по неслужебному делу в дежурку при электростанции.

Надев малахай, защелкнув рукавицы, я вышел из дому и по узкому ходу, шурша мехом о снег, пошел в поселок.

В комнате пахло горячим паром, чайник огромных размеров сипел на плите, рядом парило полное до края ведро. Стекло в окошке стало сизым от пара, на стенах змеилась парная роса. Воздух был квелым и душным.

А сам хозяин встретил меня смущенно.

- Парная баня, - сказал я.

- Ты угадал, - он виновато моргнул рыжими редкими ресницами. - Помоги мне, пожалуйста... Позвоночник пошаливает. Надо прогреть, а я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Пока спят...

- А доктор? Почему не сказать ему?

- Давай напрямик. Ты у нас вроде гостя, сегодня с нами, завтра тебя нет. Нашим сказать - ужалеют. Могу выскочить отсюда, и, кто знает, пошлют ли снова. Шалости в позвоночнике не для этого курорта. Могу положиться только на тебя.

- Ну полагайся.

- Молчать будешь?

- Могила.

Мы прикатили железную бочку из тамбура. Я наколол снегу, и мы уложили его на дно бочонка. Потом опрокинули туда ведро горячей воды. Снег зашипел, в комнате запахло весенними талыми лужами.