Евгений Максимов - Южанин

— Яблоку, говоришь, негде упасть? Ну, яблочек, конечно, мы на гостей сыпать не будем, а вот гвоздички — можно. «Денег нет, денег нет…» Экий ты скучный тип, Клод. Два месяца в моих секретарях бегаешь, а все никак не сменишь песенки. Перед гостями опозоришь, сквалыга. Ладно, давай сюда бумаги, плащ и розу. Силы небесные, он опять выпучил зенки! Пора бы запомнить, in cathedrae [1] In cathedrae (ин катэдрэ) — лат., в буквальном переводе «с кафедры», то есть перед публикой. я не знаю, куда девать руки, мне спокойнее, когда они заняты. Не с веером же мне выходить. Да нет, чайные я терпеть не могу, краснею. Так… зеркало… Ничего, недурно… Я бы даже сказал: шарман. Шарман, дурак, значит — «очаровательно». Присядем на дорожку. Ну, с Богом! Пошли!

Господа, аншанте!

Здравствуйте, господин Морви! Как ваше дело, как супруга? Мой ей поклон, и удачных вам продаж.

Возможно, я приценюсь к вашим тканям. У вас отменные образцы дамаста…

Зенобий, старая прорва! Дай поцелую!.. Тысяча извинений, мадонна! Я обознался со спины. Разрешите представиться: кавалер Ив Брабо, бургомистр вольного города Кобруца. Ну что вы, мадонна! Это заблуждение, не все бургомистры похожи именно на бургомистров. Лично я знавал одного, так его путали с могильщиком.

Мое почтение, милорд! К несчастью, для полного поклона здесь слишком людно. А сынок-то ваш как подрос, возмужал… Ах ты, ангелочек! Ну, не прячься за папу. Ты какие любишь — мятные или карамель?

Сколько ему, милорд? Двадцать два? Летит, летит времечко…

Марк, я же просил тебя не опаздывать. Духовенство любит точность. Что ты такой смурной? Нет, я здоров. Ты полюбуйся, каких господ я наприглашал — ей богу, как на грядке. Кстати, хочешь пари? Не отказывайся, дружище! Ставлю бочку шестилетнего муската, что они будут слушать мою речь, разинув рты.

Не грусти, Марк, будь по-твоему, обойдемся без пари… Извини, но я не могу долго разговаривать.

Клод, я вездесущ, но до определенных пределов. Рассади гостей сам хоть как-нибудь, и пора начинать. Ты запер дверь? Молодец, давай сюда ключи. Как зачем?! Ты постоянно все теряешь. А я говорю — теряешь! Все, я полетел.

Умоляю, уберите ноги из прохода.

Пардон, но мой секретарь — форменная свинья! Я миллион раз просил его отнести сапоги в починку, но он не внял, и пожалте — готов конфуз. Свернулся каблук. Не сердитесь, почтенный, я просто объясняю, что свалился вам на колени без задней мысли Уф-ф…

От имени городской общины Кобруца, совета купеческих гильдий и ратманов я имею честь приветствовать всех вас в далеко не роскошном, но милом сердцу зале Новой ратуши.

Его преосвященство епископ Горьких земель, Нарренланда и Каламины Амброз Валлеруа соизволил явиться на сегодняшнее торжество в сопровождении двоих генералов ордена Святого Доминика. Чувства переполняют меня, сьеры! Отныне скромный Кобруц, подобно смиренной девственнице в белых одеждах, приемлет волю Господа, осенившего наши родные пенаты с превеликой щедростью. Ибо мироточивые мощи святого Стефана, его чудотворный зуб и бедренная кость будут храниться в кафедральном соборе Всех Святых.

Большего счастья мог ли желать ты, грешный Кобруц?!

Все мы присутствовали утром на торжественной мессе и, клянусь, счастливые слезы не раз затмевали мои не привыкшие к рыданию очи. Почтеннейший отец Амброз, ревностный служитель Господа и ордена, привез мощи в наш город, невзирая на трудности, стихийные бедствия и дожди, до сего дня омрачавшие майские небеса. Но сегодня небо над Кобруцем чисто.

Вижу! Вижу ангельские головки, с умильной радостью глядящие на нас от престола Божия! Как отзываются на их ласку очищенные мессою сердца гостей!

Жаль, что моя супруга Николь и дочь Виттория не могут присоединиться к собранию…

Начиная с Рождества, мы ждали, что мощи святого отрока и возлюбленный Господом отец Амброз посетят Кобруц, и вот ожидание увенчалось восторгом души. Как хороший католик и кавалер я преклоняю колено пред золотым реликварием святого Стефана и взором отца Амброза. Ваше преосвященство, мой взгляд прикован к вам, и я не могу приказать своим глазам — отвратитесь!

Подобно кормчему корабля спасения, вы сидите против затаивших дыхание гостей, а среди них — именитейшие и богатейшие отцы города, вместе с прекрасными цветами рыцарства; люди, достойные принять вас с надлежащими почестями. Ведь лицезреть вас воочию все равно, что отстоять десяток месс! О, вы скромны так, что сердце мое разрывается! Благословите меня, отец Амброз! Укрепите мой дух. О, благодарю вас!

Простое мановение руки, а душа моя воспарила в эмпиреи. Амен!

Но что я вижу, черт возьми! Простите, сьеры, но там, на хорах, два, четыре, нет, больше лиц искажены печатью гнусной скуки! Стыдитесь!

Итак, я начинаю. …Минуло двадцать лет с того скорбного года, когда немилостивая смерть от руки негодяя, наущенного сатаною, оборвала лилейную юность блаженного отрока Стефана и воссоединила его душу с Творцом, подвигая нас к покаянию и служению. За этот срок взрослеет юноша, строится храм, подрастает дерево…

Ваше преосвященство, уделите еще пару минут моему косноязычию. Трудно поверить, но в юные годы я имел счастье видеть воочию святого Стефана и даже воспламениться его богодухновленными призывами…

Клод, растолкуй этому остолопу, что зал закрыт. Пусть терпит!

Вы хмуритесь, драгоценный пастырь? Значит, я могу продолжать.

Итак, сьеры, двадцать лет назад моя бывалая морда была нежна, как персик. Я был обладателем пары абсолютно телячьих глаз, лихой головы и вороха крылатых надежд. Жил я весьма далеко от Кобруца, название моего родного города ничего не скажет господам собравшимся. Мне светило воистину царственное будущее — сначала прислуживать пажом у надутого князька, затем получить рыцарское знамя и меч и стать вассалом князька все тех же достоинств.

Эй, там! Сядьте, или я ни за что не отвечаю! Прошу тишины, сьеры, мы не в птичнике!

Итак, мне исполнилось шестнадцать лет, когда дурни, охранявшие ворота, впустили в пределы стен дрянненькую повозку, в которой теснились два монаха и белокурый мальчик в дерюжке с пастушьей сумкой.

Их никто не выделил из толпы приезжих, побирушек подобного разбора в городе хватало. Но кое-что им подали сердобольные, и они остановились за Обжорным рядом, где в ночлежке давали за гроши вшивый тюфяк и объедки.

Я бы не узнал о них так рано, если бы в сад отцовского дома, где я подвергался пытке зазубривания катехизиса, не заглянула тройка моих друзей. Среди них был и сын тестомеса Ив Брабо, имя которого я ношу на посту бургомистра. …Так, ваше поведение несносно! Милорд, отзовите ваших рубак от кафедры! Куда, хамье! Ну, извини, дорогой, против солдат я ничего не имел! Отче Амброз, извините за беспокойство. Сьеры, еще одно движение, и я заколю почтеннейшего епископа насмерть!.. Прекрасно! именно такой тишины и внимания я добивался…