Николай Руденко - Волшебный бумеранг (Космологическая феерия)

Эло объяснил, что так же точно избирается Совет Седоголовых и Совет кварталов. Из десятков выдвинутых кварталами выбираются только единицы, каждый гражданин высказывает свою волю собственному шахо, который передает ее Пантеону Разума, а Пантеон только подсчитывает голоса…

— Жаль, что вы не можете увидеть наших выборов, — улыбнулся Эло Первый. — Страсти утихают только тогда, когда Пантеон Разума извещает, кто больше получил голосов…

Но гости все еще не поняли отношений между Пантеоном Разума и Советом Седоголовых, между обществом и отдельной личностью. Кто руководит, координирует, дает указания? Кто объединяет миллионы отдельных стремлений в единую волю народа?

Это прояснилось на следующий день, когда на Материке Свободы развернулось обсуждение: космос или океан?

Часть ученых считала, что не стоит больше строить космических городов — значительно легче сооружать жилища в недрах ледяного океана. Это огромное необжитое пространство можно заселять на протяжении сотен оборотов. Пластмассовые стены и потолки хорошо изолируют лед от домашнего тепла, а на больших площадях ради красоты можно сберечь прекрасную фактуру льда, создав воздушную теплоизоляцию, или покрыть лед прозрачной защитной пленкой.

Во всех кварталах Материка-города происходили горячие дискуссии. Люди высказывались в парках перед тысячами слушателей или дома перед собственными шахо, передававшими каждое такое выступление на многочисленные стены горизонтов. Если кто-либо не хотел выступать публично, он сообщал свое мнение прямо в Пантеон Разума.

Каждый из членов Совета Седоголовых принимал участие в дискуссии, пользуясь теми же правами, что и остальные граждане Материка. Ничья отдельная мысль не была здесь решающей. Функция Совета состояла в том, чтобы обеспечить свободный обмен мнениями.

А когда дискуссия окончилась, Пантеон Разума, все подсчитав, сообщил итоги — выяснилось, что преимущественное большинство высказывалось за космические города. Что же касается самих космических городов, где тоже шла дискуссия, то там не было ни одного голоса за ледяной океан. Жители космических городов привыкли к своему быту, к свободному полету среди планет и созвездий, им дорого было чувство окрыленности и свободы. Какими бы широкими ни были площади и улицы, они все равно останутся миром узких горизонтов, где глаз всякий раз натолкнется на преграду…

Затем Совет Седоголовых обратился к Пантеону Разума, чтобы тот высказал свое мнение, общее мнение миллиардов разумных единиц. Это было как бы проверкой целесообразности решения граждан, поэтому все они ждали мнения Пантеона с особым нетерпением. Пантеон Разума ответил, что целесообразней строить космические города, а ледяные океаны оставить на будущее — как большой резерв жилищной площади…

— А бывало так, чтобы Пантеон высказал противоположную мысль? — спросил Гашо.

— Нет, такого еще не случалось, — ответил Эло Первый. — Общее мнение народа и мнение Пантеона всегда совпадают. Ошибаться могут единицы, а народ и Пантеон — никогда…

— Зачем же тогда дискуссия? — удивлялся Гашо. — Спросить Пантеон и сообщить его решение, Разве этого мало?

— Мало! — воскликнул Эло Первый. — Это значит — отстранить живых людей от решений собственной судьбы. Нет, мы не хотим никакой диктатуры, даже диктатуры Пантеона!.. Человек должен чувствовать, что свою судьбу он решает сам, а не кто-то другой за него. Если бы даже народ ошибся… Скажем, если бы его мнение не совпало с мнением Пантеона… Хотя это чисто теоретическое предположение… Если даже и случилось бы такое, то Совет Седоголовых дал бы задание Пантеону разработать наиболее целесообразный вариант в соответствии с волей народа… Именно это и стимулирует все наши дискуссии. Люда знают, что окончательное решение принадлежит народному большинству, а не Пантеону. Поэтому-то каждый из них так горячо отстаивает собственную мысль.

Путешественники возвращались домой с таким чувством, словно они побывали в сказке. Горькие мысли об угасании планеты, о том, что жизнь на ней медленно исчерпывает свои возможности, исчезли навсегда. Планета никогда не может исчерпать своих жизненных возможностей, если на ней побеждает Коллективный Разум.

— Что ты скажешь теперь о своем боге? — спросил Коля у Эло.

Эло молчал За него ответил Гашо:

— Богов должно быть ровно столько, сколько людей. Если их меньше — значит их слишком много. А если богом становится кто-то один — люди начинают завидовать толстобоким дату…

Сидя рядом с Лочей, Николай смотрел в окошко, и видел как мимо время от времени проносились пустые эшелоны, возвращающиеся на Материк Свободы за новым грузом для повстанцев. Он думал о том, каким должно быть человеческое общество.

Нужно ли людям такое общество, где исчезли бы все до конца конфликты, где люди заранее соглашались бы с каждым решением руководящей силы — пусть бы она и в самом деле была самой мудрой силой в обществе?.

Он попробовал было представить себе Материк Свободы таким обществом. И в его воображении возникла весьма печальная картина.

Скажем, уже давно — сотни оборотов назад — все граждане Материка Свободы убедились в том, что Пантеон Разума никогда не ошибается и ошибиться не может. И людям осталось только выполнять его волю. Пантеон получил наивысшую власть в обществе, он думал за каждого отдельно и за всех вместе. И хотя он стал бы действующим олицетворением миллиардов разумных единиц и именно поэтому являлся бы абсолютной противоположностью любого государства, все же его постоянное превосходство над живым обществом привело бы людей к тупому фанатизму, к нищете мысли. Зачем думать, искать решений, отстаивать собственное мнение, спорить, если последнее слово принадлежит не живым людям, а смоделированному ими мозгу?…

На живом человеческом мозгу с каждым десятком оборотов нарастала бы толстая пленка фанатизма, а собственная воля, энергия, инициатива начали бы угасать, и в конце концов человек только внешне оставался бы похожим на самого себя, а от его умственных и духовных богатств ничего бы не осталось.

Людям все еще казалось бы, что их общество процветает (строятся новые заводы, новые кварталы, новые космические города), но они, сами того не замечая, превратились бы в миллионы идеальных роботов честно выполняющих волю высшей разумной силы

Обогащаясь материально, общество двигалось бы к своему духовному и умственному убожеству.

Такое общество отличалось бы от государства Бессмертного только тем, что вместо жестокого, самовлюбленного бога получило бы в виде Пантеона бога доброго и разумного, старающегося удовлетворить все физические потребности человека. А духовные потребности? Ни один бог — ни жестокий, ни добрый — удовлетворить их не может. Он может только убить самое потребность в этих потребностях…