Р. Эйнбоу - Экипаж Большого Друга

Всякий раз, вспоминая то утро, я завидую. Завидую одному человеку, такому наивному и самодовольному, счастливому и свободному. Я завидую человеку, который не знал, что такое предательство и потери, который не встречался со смертью, не страдал, не умирал. Я завидую себе.

Три года перед этим прошли в работе, и, просыпаясь, я всегда или знал точно «что день грядущий мне готовит», или же решал, что сделать должно, а что может подождать. А вот сегодня у меня не было планов не то что на день, не было их на целых две недели. Вчера серьёзные люди из солидной фирмы подписали нужные бумаги, и мы с Круглым могли считать себя людьми состоятельными и даже солидными. Вот так вот.

Друг мой сегодня должен лететь в Германию, его детская мечта — ездить на немецком авто. Пятеро наших гавриков, точнее, трое гавриков и две гаврицы собрались кто в европы, кто куда. Ну а я, как человек чуждый организованности, пустил заслуженный отдых на самотек, и вот теперь сидел в машине и решал сложную проблему — то ли ехать, то ли идти. Просидел минуты три и понял — при отсутствии видимой цели жизнь становится чертовски сложной штукой; а ещё прочувствовал, наконец, что свободен.

И стало мне легко и спокойно, я вылез из машины, бибикнул сигнализацией и пошел себе, не спеша, в летнее кафе, что рядом с домом. Солнечное нежаркое утро, кусок мяса и кофе на свежем воздухе, решённые проблемы и хорошие перспективы, вот как должен начинаться отпуск. И скажите, зачем сдались мне эти европы?

После первой затяжки мысли мои, чуть было, не свернули на привычный маршрут, но помешали девочки, студентки, скорее всего, сессия у них. Одна даже, показалось смутно, знакомая. Проводив их взглядом и вздохнув про себя тяжко, подумал, что вот у кого-то с женщинами все происходит легко и непринужденно, а у меня, что ни история, то опера «Кармен». Не умею я легко.

Тут мысли о сложностях прервал усевшийся за мой столик тип. Догадаться о том, что тип явился по мою душу, смог бы любой активный читатель детективов по одному банальному обстоятельству, в кафе кроме нас двоих посетителей не наблюдалось. Пока мой расслабленный ум тщился ответить на вопросы «а что ему, собственно, надо» и «где я его видел», он заказал кофе и только после этого обратился ко мне, произнес «доброе утро». Затем сказал просто, словно не знакомился, а продолжал прерванный разговор:

— Корнилов Сергей Сергеевич, можете не представляться, вы — Кармагин Александр Станиславович.

Угу, Иван Иваныч, Семен Семеныч, очень приятно. Государева служба или бандюки. На братка не похож, вроде, а служивый должен говорить «майор Корнилов» или, скорее, полковник. Лет уже за пятьдесят, высокий, статный, короткие темные волосы с проседью, но лицо для полковника мягковато. Фамилия, лицо, определенно я его знаю. Он поспешил мне на помощь, улыбнулся, сказал, словно извинился:

— Вам легче будет вспомнить, если я назову одну книжку…

Еще бы не помнить! Его «Кузницу Мрака» я в свое время знал почти наизусть. Вот только лет ему сейчас по моим подсчетам должно быть не меньше семидесяти, а он выглядит точно так, как на фото из той самой книги. И он опять опередил меня, телепат, чёрт его забери:

— Возраст понятие при некоторых обстоятельствах относительное. Звучит туманно, конечно, но вы можете узнать все со временем. Я хочу сделать вам предложение, точнее предложить работу.

— Э-э-э… — ненавижу, когда фразу начинают с таких невнятных звуков, — спасибо, но у меня есть работа, и менять сейчас что-либо я не собираюсь.

— Мы могли бы обсудить все в другом месте, — сказал писатель и поднялся из-за стола. — Отказаться вы можете и после.

Я почувствовал, что от утренней прохлады ничего не осталось, начинается жаркий и душный день, сидеть мне тут больше неохота, а хочется наоборот продолжить разговор с человеком, которого в юности почитал за небожителя. И еще я понял, что, если проявлю сейчас тупое упрямство свое и не подчинюсь на время, то не будет мне покоя во веки веков. Я встал, расплатился и направился следом за Корниловым. Он открыл дверцу представительского класса автомобиля, стоявшего неподалеку за углом, марку я не определил, сделал приглашающий жест.

В машине ждал шофер, молодой и слишком уж интеллигентный для такой работы. Ехали мы минут десять, свернули во двор, где, как я знал, стоит симпатичный особнячок. К нему мы и подъехали. На вывеске у массивной, темной от старости двери значилось «Фонд Проект-1» и больше ничего. Примечательная такая в своей лаконичности вывеска, странно, что раньше не обратил на нее внимания.

Внутри оказалось прохладно, тихо и безлюдно, даже охраны никакой не видно. И видимое отсутствие говорило о том, что охрана хорошая, тем более что Корнилов дверь не отпирал, как мне показалось. Мы прошли короткий ярко освещенный коридор, свернули налево и оказались в небольшом тамбуре без окон и с единственной дверью, выглядевшей так, будто сделана из целого куска дерева. Внешний вид показался мне смутно знакомым, но поскольку в голове и без того было тесно от вопросов, я не придал этому значения. Кабинет, расположенный за дверью, напомнил мне веранду.

Огромное окно с видом во двор заняло сразу две стены, высоченная голубая ель и дикие заросли сирени полностью закрыли обзор. Внутри обстановка мало отличалась от обычного офиса, только компьютер удивил формой и тремя гигантскими мониторами, два из них оказались погашены, а на третьем полыхал красками скринсейвер, порожденье дикой фантазии художника-абстракциониста, картинка поразила меня не только сочетанием цветов, но и четкостью. И объемом. Профессионально отметив погрешности в работе проектора, я уж, было, решил, что попал в лапы конкурентов, и начал прикидывать варианты поведения, но тут молчавший всю дорогу Сергей Сергеевич, или как его там, произнес:

— Мне специалисты сумели объяснить только то, что ваши проекторы работают на других принципах, и решение вы сумели найти гораздо более изящное и перспективное. Достаточно глянуть на нашу дверь.

Ну, точно. На двери не видно теней, потому как она светится сама. Корнилов меж тем продолжил:

— Но наш разговор о другом, хотя, мне и придется дать какие-то пояснения, поскольку понимаю, насколько важна для вас ваша старая работа, — он сделал ударение на слове «старая».

«Вербовщик» уселся в кресло у самого окна, кивнул на кресло напротив, мол, располагайся.

— Для начала, давайте определимся, зовите меня Сергей Сергеевич, я и в самом деле тот Корнилов, что написал «Кузницу Мрака».

— Меня можно называть Алекс, можно Саша, — как можно спокойно ответил я и добавил: — Можно на ты.