Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы (фрагменты)

Яна Дубинянская

ФИНАЛ НОВОГОДНЕЙ ПЬЕСЫ

Журналисточка была весьма и весьма смазливая. Аккуратное овальное личико, атласная каштановая челочка до самых бровей, большие блестящие глаза с длиннющими ресницами и к тому же родинка над четко очерченной верхней губкой. Журналисточка то и дело задумчиво подносила шариковую ручку к маленькому ротику, округляя его буквой "о", и, разумеется, знала, что выглядит в этот момент безумно сексуально. А вообще-то, честно признала Марша, - она, эта журналисточка, была по-настоящему красивая. И Франсис, естественно, не мог этого не заметить. Журналисточка лукаво повела бровями, покусывая ручку, а Франсис небрежно пригладил указательным пальцем усы. Еще неделю назад там было нечего приглаживать, зато кололось более чем чувствительно. Вспомнив об этом, Марша решила улыбнуться и больше не обращать внимания на барышню напротив. И вообще, следовало бы сосредоточиться. Хотя Три мушкетера по-прежнему молчали, - несмотря на то, что в анонсе пресс-конференции упор делался именно на их имена. Но за длинным столом восседали также директор и главный режиссер театра, оба с юными пресс-секретаршами, тощая пожилая помреж и сценический красавец Артур Кларидж, - в миру, как оказалось, довольно потрепанный жизнью блеклый веснушчатый блондин, едва заметный за пришедшемся напротив него клубком проводов, микрофонов и диктофонов. И все они с наслаждением разглагольствовали о предстоящей премьере и на смежные темы, греясь в лучах теплого желтого света над столом. В остальной части помещения свет был нормальный, белый, и снующие мимо Марши телеоператоры тихо ругались, поминутно меняя баланс камер. В подобные тонкости ее посвятил Франсис, за три года работы менеджером пресс-центра изучивший всю подноготную таких сборищ, как он это называл. Марша улыбнулась. Франсис сидел рядом, она видела его в профиль. Красивый, энергичный, стремительный. Ее мужчина. А Три мушкетера молчали - такое чувство, что вся эта пресс-конференция забавляла их не меньше, чем Франсиса. Только в самом начале невысокий квадратный Филип Фальски объявил, что им, драматургам-соавторам, совершенно невыгодно заранее убивать интригу, пересказывая сюжет пьесы. И все. Дальше они не проронили ни слова. Но Франсис говорил, что с пресс-конференции надо брать абсолютно все, а уже потом разбираться, что из взятого можно использовать. Что ж, Марша пыталась так и делать. С переменным успехом. - Бен Уэст, Си-Эн-Би. У меня вопрос к господину директору. Прогнозируете ли вы, что новая пьеса даст большие сборы, нежели "Снежинка и Музыкант"? И если да, на чем основаны ваши предположения? Директор театра говорил так быстро, словно отстреливался из пулемета, и Марша сокращала слова до одной буквы, понимая, что навряд ли потом поймет что-нибудь из этих записей. Она попыталась отыскать взглядом свой диктофон в общей груде звукозаписывающих устройств. Вроде бы удалось, только на нем одном была ярко-зеленая петелька, - но горит ли лампочка, отсюда все равно никак не разглядеть. И Марша - черт его знает, почему, - могла бы поклясться, что не горит. - Тина Паркинсон, "Театральная жизнь". Когда вы планируете начать репетиции на большой сцене? Журналисточка изящно перегнулась через стол и шепотом спросила Франсиса: - Вы из какой газеты? - "Древняя башня", - он и глазом не моргнул, называя страшно дорогой и элитарный столичный журнал. Барышня изумленно подняла тонкие бровки, и они скрылись за гладенькой, волосок к волоску, челкой. Ну как, скажите, можно уложить волосы настолько ровно? У Марши это никогда не получалось. Никогда. - А я из "Обозрения", - шепнула журналисточка. - Вы, наверное, не знаете, это небольшая газета. - Лу Эванс, "Светский вестник". Господин Кларидж, вы не впервые играете главную роль в пьесах, принадлежащих перу этих авторов. Скажите, чем для вас интересен новый образ и будет ли по-прежнему вашей партнершей... На букве "р" в фамилии "Кларидж" в ручке кончилась паста. А актер, как назло, отвечал пространно, приводя любопытные подробности из собственной и чужой личной жизни. А впрочем, ну его. Ее интересуют прежде всего драматурги. Три мушкетера, и точка. Она прикрыла глаза и попыталась проговорить про себя подготовленный вопрос. "Марша Брассен, свободный журналист..." - Интересно, должно быть, работать в таком журнале? Шепот журналисточки звучал мягко, ласково, вкрадчиво. Прилизанная кошечка. Ее тонкие пальчики - естественно, с безупречным маникюром темно-вишневого цвета, - меленько барабанили по столу слишком близко к большой, узкой, благородной руке Франсиса. Ну сколько можно, в конце концов? Марша протянула руку и положила сверху на его кисть. И с привычным ироническим удовлетворением оглядела на собственные пальцы - вот, как раз такие один писатель-классик называл похожими на сосиски. И маникюр никак не сделать, потому что ногти расходятся вверх в форме трапеции, и нижние фаланги заметно поросли мягкими рыжими волосками... Зато на безымянном пальце, - или безымянной сосиске, если хотите, обручальное кольцо. Журналисточка заметила это и больше не интересовалась преимуществами работы в элитарном журнале "Древняя башня". - Господа журналисты, время пресс-конференции подходит к концу. Последний вопрос, пожалуйста. Марша вздрогнула. Как это?! Вопрос, ее вопрос... Тот самый, по которому Три мушкетера запомнят ее, оценят эрудицию и остроумие, и после никак не смогут отказать в эксклюзивном интервью... Интервью драматурги-соавторы давали редко, предпочитая отмалчиваться или отшучиваться на таких вот пресс-конференциях. Это должно было стать совсем неплохим началом журналистской карьеры Марши... "Не тушуйся, не спи и ломись напролом, - сказал Франсис накануне. - Они все так делают, эти журналюги. Все у тебя получится." Она лихорадочно вскинула руку. Вопрос... Надо срочно вспомнить точную, красивую формулировку... "Марша Брассен, свободный жур..." - Лара Штиль, "Обозрение". У меня вопрос к господам Мушкетерам. Откройте секрет, как это вы пишете втроем?

/.../

- Брысь, - с легким отвращением бросил Филип Фальски. Неприятно, когда к только что выбравшейся из перчатки руке прикасается гладкий блестящий металл. Неприятно, когда этот металл теплее руки, насекомообразное сооружение из тонких блестящих планок. И вообще, неприятно. Черт бы побрал Ала и все его мальчишеские штучки. - Фу, Диез! Ко мне! Голос хозяина донесся чуть ли не с другого конца улицы. Филип никогда и не пытался понять причин, побудивших одинокого мужчину на первые же заработанные им большие деньги - с чьей помощью заработанные, это отдельный разговор, - приобрести эти безразмерные апартаменты в особняке позапрошлого века.