Игорь Росоховатский - Утраченное звено (сборник)

Здесь заночевать я не смогу. Добраться засветло до пещеры в скалах не успею. Надо возвращаться в хижину и пережидать до завтрашнего утра. Лучше всего притворяться, что ничего не подозреваю. Они выдадут себя… А тогда я смогу решать, уходить ли в пещеру или постараться перебить их здесь, в лесу, если это окажется возможным.

Я тщательно приготовился ко сну, зная, что он все равно сморит меня. На гамак уложил одеяло, так, чтобы казалось, будто лежит человек: под одеялом спрятал ящик с консервами. Теперь гамак прогибается, словно от тяжести тела. Вместо головы пристроил котелок.

А сам укладываюсь во втором гамаке, почти над самой землей. Если кто-то заглянет в окно, увидит гамак, висящий повыше. Меня он не заметит.

Итак, ловушка приготовлена, если только и на этот раз фортуна не сыграет против меня. Когда-то в школе товарищи считали меня «везучим», который умудряется ответить, не зная урока. Так же думали в институте, особенно когда в меня без памяти влюбилась дочь декана. Удачливым меня считали и сослуживцы. Но я-то знал, что все обстоит наоборот, что неистовая любовь рыжей красавицы-дуры приносит мне одни несчастья; я предчувствовал, во что выльется мой служебный успех, моя «блестящая» научная карьера. И не ошибся… Впрочем, если до конца быть правдивым перед собой, то надо признать, что мрачные предчувствия были неясными и туманными, а розовые надежды казались близкими к осуществлению…

Мое ложе неудобно, сказывается отсутствие запасного одеяла. И все же я довольно скоро уснул.

Проснулся я с острым ощущением опасности. Сколько потом ни анализировал, что именно меня разбудило, не мог вспомнить ничего существенного: ни треска веток, ни шума шагов, ни каких-нибудь других звуков, возвещающих о появлении двуногого зверя.

Я открыл глаза, одновременно нащупывая рукой винтовку. И почти сразу увидел тень на стене. Квадрат лунного света — как экран, а на нем — хищный профиль. Очевидно, человек осторожно сбоку заглядывал в окно, не рассчитывая, что лунный свет выдаст его. Я тихонько отвел предохранитель, хотя прекрасно понимал, что исход борьбы сейчас зависит не столько от моей быстроты и ловкости, сколько от количества врагов.

Хищный профиль застыл на экране. Потом внезапно исчез, но через несколько минут появился снова. Задвигался. Было похоже, будто птица разглядывает добычу, поворачивая голову то направо, то налево.

Ожидание становилось нестерпимым. Пусть это кончится — все равно как. Пусть он попробует войти — и тогда посмотрим, кто кого. Легко я не сдамся, терять мне нечего.

Но профиль исчез окончательно, а дверь не открывалась.

Волосы на моей голове шевелились. Я представил, как гончие окружают хижину, как советуются, не решаясь войти.

Мой бог, как я завидую птицам! Любая из них легко ушла бы из этой западни. Сначала она понаблюдала бы, как движутся преследователи, как медленно сжимают смертельное кольцо, а потом под самым носом легко вспорхнула бы, оставив врагов в дураках.

Впрочем, человек придумал ловушки и для птиц…

Я все еще лежу неподвижно, и моя рука, сжимающая винтовку, затекла. Дает о себе знать голод. А тень на стене больше не появляется. Экран медленно движется и исчезает по мере того, как уходит луна и надвигается рассвет. Восходит солнце. На стене шевелятся узоры — тени ветвей. За стенами щебечут птицы.

Осторожно подтягиваю к себе сумку, приготовленную с вечера. В ней — пачка газет, шоколад и начатая бутылка мартеля. Приятная теплота разливается по телу после нескольких глотков. Быстро хмелею. Страх отступает. Вместе с ним меня покидает спасительная осторожность. Надоело бояться. Все надоело!

Встаю и выхожу из хижины с винтовкой в руках! Пусть видят, что я готов к встрече, да, пусть видят!

В кустах что-то блеснуло. Я заметил широкий ствол, похожий на ствол базуки. Может быть, показалось? Я пошел вправо, кося краем глаза. Ствол поплыл за мной. Пошел налево — и он повернулся, не выпуская меня из прицела, словно привязанный невидимой нитью. Сигнальной нитью.

Ни почему он медлит? Почему не стреляет? Ах да, они ведь могут только догадываться, что я — это я, точно знать они не могут, пока не поймают меня.

Раздается едва слышное стрекотание. В джунглях много различных звуков, но этот звук посторонний. Теперь я догадываюсь о его причине!

Ладно, хватит! Пришла моя очередь!

Я вскинул винтовку и несколько раз выстрелил. Продолжая стрелять, бросился к тому месту, где раньше блестел металл.

Раздвигая кусты, я шел напролом. Обыскал все. И убедился, что мне нечего бояться за свой разум и что худшие мои опасения подтвердились. Я нашел пустую кассету от кинопленки. Моя догадка была верна, и ствол, похожий на ствол базуки, не мог изрыгнуть смертельного пламени.

Меня выследили не профессионалы, не полицейские детективы, специально обученные приемам охоты. Они действуют по стереотипу, а мое поведение не шаблонно. Поэтому не им было суждено выследить меня…

Кроме армии, полицейских и шпиков, человечество, преисполненное любви к ближнему и заботы о нем, содержит еще одну армию — всепроникающую и всезнающую, обладающую мощным оружием, от которого нет нигде избавления. Оно просочится сквозь запертую дверь и закрытые ставни, как газ. Оно обратится к твоим глазам, а если закроешь их, станет нашептывать на ухо. Заткнешь уши — оно проникнет к тебе иным путем, оно примет любой облик — вплоть до текста для слепых, который ты уловишь кончиками пальцев.

Те, кто пользуется этим оружием, действуют не по стереотипам. Это и помогло им выследить меня.

Да, теперь я знаю, что это был за ствол, что за стрекотание слышалось и почему оно не убивало. Впрочем, оно убивает, только не так, как пуля. Не мгновенно, но во сто крат мучительнее. Телескопическая насадка на объективе кинокамеры! Она позволила кому-то из своры репортеров запечатлеть мои движения. Он попытается использовать кадры как материал для расследования, как повод для шумихи. Он и его коллеги по своре сумеют подогреть обывателя, сыграть на его страхе и злобе. К ним присоединятся все, кто ненавидит науку, кто пытается обрушить на ее пути завалы ложных толкований и фальшивых добродетелей, кто ставит барьеры и капканы на безграничном пути исследователя. Они поднимут такой крик, что это свяжет руки последним моим молчаливым покровителям. А уж для этих нет ничего хуже, чем предположение, что я попаду в руки врагов и заговорю. В этом случае они, как Поводырь, пойдут на все, чтобы я замолчал навеки. Я должен бояться и тех и других. И врагов, и друзей, и союзников, и покровителей — абсолютно всех. Вот награда за желание установить высшую справедливость на этой проклятой планете!