Игорь Росоховатский - Понять другого (сборник)

«А чем вы занимаетесь, что строите, что создаете?»

— Пойдем! — сказал Отвратительный. — Покажу тебе.

Он повел сигома в искусственные пещеры, где размещались заводы и лаборатории. Там сотни Отвратительных днем и ночью готовили оружие. Другие пернатые на поверхности укрепляли здания и стены крепости, рыли подземные ходы.

«Послушай, друг мой, — обратился Ант к Отвратительному. — Но если вы истребите Тотов, то прекратите всякую деятельность и уподобитесь им?»

— Что такое друг? — насторожился Отвратительный, повторяя слова Тота.

«Знакомо ли тебе чувство любви к другим?» — испытующе спросил Ант.

— Да, — ответил Отвратительный, давая сигому искру надежды. — Я люблю своих собратьев, я знаю, что нас много, и люблю нас всех. И хочу, чтобы нас стало еще больше. Тогда мы победим Тотов.

«Из двух зол это меньшее. Может быть, ему можно что-то объяснить, — подумал Ант. — Начать с него и помочь Отвратительным установить мир с Тотами — пусть нестойкий и настороженный мир, но все-таки жизнь рядом. Ведь победа одной из сторон означает полное истребление побежденных и полное вырождение победителей. Так на этой планете проявится скрытый закон войны».

Он передал:

«Итак, ты знаешь, что можно любить и еще кого-то, кроме себя…»

— Но Тоты этого не знают, — возразил Отвратительный. — Они думают совсем не так, как мы. Как говорит мой народ: у них ум короче на один глаз. Тоты даже не знают, что их много, каждый из них думает, что он один на Этой…

«Там, откуда я прилетел, тоже есть пословицы. Одна из них говорит: худой мир лучше доброй ссоры. Почему бы вам не попытаться объясниться с Тотами?»

— Когда другой думает иначе, ему ничего нельзя объяснить, — твердо сказал Отвратительный. — А если он и станет слушать твои объяснения, то лишь после хорошего удара дубинкой.

«Но ты ведь не хочешь, чтобы все думали одинаково, чтобы жизнь замерла, как у Тотов?» — продолжал сигом.

— У нас будет по-другому, — величественно произнес Отвратительный. Его клекот стал поучительным: — Неужели ты не можешь понять очень простую истину: всякое разумное существо стремится уничтожить любого инакомыслящего. Или инакомыслящий уничтожит его.

«Отношения между разумными могут строиться по-иному, даже с Тотами», — передал сигом и спохватился: «Почему я говорю «даже», разве для меня Тоты стали исключением? Или вместо того, чтобы насаждать здесь добро, я заразился ненавистью и нетерпимостью?» И он произнес, но уже без прежней уверенности:

«Мы с тобой ведь тоже думаем по-разному, однако не воюем».

— Одного бережет от войны его сила, второго — его слабость. Ты уже доказал мне свою силу. А мы тебе, как видно, не нужны. Ни мы, ни наша планета… Лучше помоги нам! Смотри вверх!

Откуда-то внезапно появилась темная туча. Она падала вниз с грозным клекотом, и сигом увидел, что это не туча, а тысячи Тотов. Они держали в лапах громадные камни, куски скал.

Со стен крепости ударили орудия. Отвратительные стреляли из укрытий, из окон.

«Погодите, прекратите воевать, послушайте», — передавал сигом.

Отвратительные прислушались, на миг огонь утих. И тогда, воспользовавшись этим, Тоты одновременно бросили вниз камни, засыпая город-крепость. И уже новая туча пошла в грозное пике…

— Стойте! — громовым голосом закричал сигом.

Его никто не слушал. Тогда Ант включил излучатели, накрыв городок защитной оболочкой. Тоты ударялись о нее и, отброшенные непреодолимой силой, бросались вниз вторично… В третий раз, в четвертый… Пока не падали мертвыми.

Ант начал расчищать от камней городок. Но как только ему удавалось освободить дом, из Окон-бойниц, из всех щелей ударяло оружие. Анту не оставалось ничего другого, как включить телепатические органы и передать внушение-приказ. Но это оказалось не так-то просто. В мозгу сигома, в его телепатоприемниках бушевали злоба и ярость, ненависть тысяч пернатых братьев — Тотов и Отвратительных. С каждой секундой их становилось все больше и больше, и они захлестывали мозг Анта, мешали думать.

— Будьте вы прокляты, безумные! — закричал сигом, поспешно выключая телепатоприемники и взлетая ввысь.

Он летел и летел сквозь синь, сквозь облака, и синь становилась все более блеклой, менялись краски, вместо зеленых появлялись оранжевые, фиолетовые… Сигом уже пробивал разреженные слои атмосферы, выходя в космос, ощущая пустоту и тишину вокруг себя, как благословение. Борясь с печалью и отчаянием органами Высшего Контроля, он думал: «Я могу уничтожат!» или создавать планеты, зажечь звезду, даже прочесть мозг разумного существа, как книгу. Но я не смог ни убедить, ни понять других… Неужели именно это — самое трудное? Может быть, есть только один путь, который люди приписывали богу: чтобы понять другого, нужно его создать?»

Он думал с таким напряжением, затрачивая столько энергии, что вокруг его головы бушевала буря, вспыхивали, скрещивались, ломались тысячи молний.

И он решил провести опыт…

Подходящий астероид Ант нашел сравнительно быстро, перенес его на другую орбиту, ближе к звезде. Тяжелее было раскрутить астероид под нужным углом, ускорить радиоактивный распад в его недрах. Затем осталось самое сложное — одеть астероид в атмосферу, превратив в маленькую планету. Ант действовал излучением, ускоряя образование и развитие жизни. Ему пришлось несколько раз отдыхать, пополняя запасы энергии, но вот уже по берегам морей встали густые леса, защебетали птицы, продирались сквозь чащу стаи хищников и удирали от них стада травоядных. Сигом был доволен: он хорошо изучил историю Земли, ему удавалось сейчас ее повторение. Человекоподобные обезьяны сошли с деревьев и длинными неуклюжими руками взяли сучковатые ветви, чтобы защититься от хищников…

Это было очень похоже на древние времена Земли, и улыбка не сходила с лица сигома. Он наблюдал за существами, подобными его создателям — homo sapiens'ам. Они боролись за огонь, строили первые хижины.

Он подмечал, как, подобно кострам, разгорается разум, как он начинает помогать дикарям, руководить их поступками. Впрочем, часто не разум, а инстинкты помогали им уйти от опасностей, действовать молниеносно, чтобы выжить. Сначала это казалось сигому загадкой, а затем он понял, что ничего таинственного тут нет. Инстинкт — это опыт предков. Уже проверенный и обобщенный. Подаренный потомкам, как готовый ответ. И если ситуация повторялась, инстинкт срабатывал безотказно, а если в ней было хоть что-то новое, одного инстинкта оказывалось мало. Дикари платили кровью и жизнью за крупицы опыта, но костер разума горел ярче и ярче, и их речь становилась все более разнообразной и сложной.

Ант слышал, как в ответ им в нем самом, — в гомо сапиенсе синтезированном, — словно эхо, раздаются голоса его предков и его создателей, записанные в память, в стержни наследственности. В нем жили миллионы людей, опыт человечества составлял основу его памяти. Может быть, поэтому он так хорошо понимал дикарей, которых сам вызвал к жизни. Он знал о них все, знал их характеры и привычки, их имена. Особенно полюбилась ему девочка Эхори. Наверное, потому, что она была слабее и болезненнее своих подруг. Эхори часто оказывалась отзывчивее и нежнее их. Тоненькая и гибкая, с копной густых — и, конечно, грязных — волос, она часами просиживала на опушке леса, наблюдая за цветами и насекомыми. Она была отдаленно похожа на другую девочку, Виту, дочку человека — одного из предков сигома Анта. Вита, так же, как и ее отец, теперь жила в памяти сигома, и он часто убеждался, что никогда бы не сумел быть таким отзывчивым и добрым, если бы не ее любовь и доброта. Многое в мире оставалось бы для него закрытым и непонятным, и негде было бы отыскать ключи, несмотря на все его знания…