Антон Орлов - Медсестра

– Пусть тебе самому будет так хорошо, – отчужденно произнесла Эфра, когда он закончил излагать свои путаные соображения.

– Не надо так говорить, прошу тебя… Твои слова режут, как ножи. Я тебя люблю по-настоящему, ты для меня богиня красоты, и я бы что угодно отдал, чтобы ты была со мной!

– Да? Тогда убей тех, кого я скажу. Отдай мне их дрянные жизни.

– Я не могу убивать…

– А говоришь – «что угодно», – передразнила Эфра. – Не швыряйся словами.

– Я заберу вас отсюда, обещаю. Даже если продать парикмахерскую за полцены, денег на переезд хватит. Все будет хорошо, вот увидишь.

Их прервал громкий стук в дверь. Возбужденные голоса на лестничной площадке, пьяный смех.

– Мама, не выходи! – крикнула Эфра. – Сиди у себя, я сама открою.

Стефан остался в маленькой комнате с книжными полками на одной стене и вышивкой, изображающей летнее озеро, на другой. Хоть он и пытался выгораживать «этих ребят» – главным образом для того, чтобы успокоить ноющую в душе боль, – встретиться с ними лицом к лицу ему совсем не хотелось. Дадут бутылкой по голове или запинают в темной подворотне – вот тебе и погибель.

– Эфра, не курвись, пошли е…ся! – доносилось из коридора. – Че, давай, скорей собирайся, а то под дверью нассым!

Веселое ржание, дурашливые вопли.

«Я же не могу взять пистолет и перестрелять их, это же люди, а не кесу, меня отправят на каторгу! Несмотря на здешнее беззаконие, если я их убью, с меня спросят по закону, потому что я приезжий».

Ему больше не хотелось их оправдывать, и в душе клокотала ярость, разбавленная ощущением собственного бессилия – словно варево в кастрюле, которое местами бурлит, а местами слегка колышется, стянутое жирной пленкой.

Он ушел оттуда минут через десять после Эфры. Попрощался с ее мамой, пряча глаза.

Убийство исключено, холодным оружием он владеет так себе и стреляет посредственно. Обязательную для всех здоровых юношей подготовку в Гражданском ополчении он, конечно, прошел, но то была не жизнь, а малина: его сразу определили в отдел пропаганды при штабе – кропать вирши, поднимающие боевой дух, типа «шла пехота мимо Лесу, а навстречу злые кесу», и дальше наши побеждают. За художественный уровень до сих пор стыдно.

Одноименный с островом городок готовился к приему высокого гостя. Замазывали известкой ругательные слова на заборах и на штукатурке неказистых строений, забрасывали рыхлым лежалым снегом мусорные кучи. Пятна крови, оставшиеся после набега кесу, не стали трогать: пусть кандидат в верховные правители увидит воочию, что захолустный, но опрятный Мархен находится в бедственном положении.

Стефан наблюдал за превращением помойки в сугроб из окна закусочной, куда завернул пообедать. Кусок в горло не лез, к тому же кофейный напиток ему приготовили без сахара. Бурда бурдой, но сладость позволяет вообразить, будто пьешь настоящий кофе, а сейчас никакая игра воображения не поможет.

– Красноглазые суки все подчистую слизнули, – объяснила клиентам хозяйка закусочной. – Они сюда не за человечиной приходили, дичи и в Лесу вдосталь бегает. За сахаром, за сгущенкой, за конфетами, сучары подлые… И ведь знали, где что брать, все у них заранее было задумано! Вон, вишь ты, дверь у нас вышибли.

К разговору присоединились другие посетители. Один со знанием дела сообщил, что кесу занимались грабежом, разбившись на группы, причем на склад с зимним стратегическим запасом продовольствия вломилась самая большая, в составе которой были чародейки. Разорвали охранные заклинания и уволокли то, за чем пришли, так что сластей даже на складах не осталось. И ведь как орудовали, дрянь лесная: покуда отряд прикрытия отвлекал внимание гарнизона, остальные напали на гаражи, захватили машины и довезли добычу до восточных ворот, а за береговой стеной погрузили на своих грыбелей – и были таковы. Судя по всему, у них имеется подробный план Мархена – раз так, не обошлось без предательства.

Кто-то заметил, что план могли нарисовать со слов пленников, пропадают ведь людишки время от времени.

Как есть предательство, напористо возразил первый, отхлебнув пива. Надо было откусить себе язык, но не выдавать, где в Мархене гаражи и столовки, что дороже – своя шкура или народные интересы? Теперь даже почетного гостя нечем будет угостить.

Да ну, усмехнулся другой, уж губернатор угостит, до его особняка за высоким забором серые твари не добрались.

Зато нам беда, горестно заметил еще один участник разговора, как же теперь без сахару самогон гнать?

Стефан смотрел на улицу за оклеенным пожелтелыми полосками окном. На виду остался только ворох смерзшегося тряпья, наполовину заваленный грязноватыми комьями снега, да торчал наружу обрубок заляпанной чернилами скамьи – на спор ее, что ли, разрубили? Мобилизованные на уборку горожане трудились не покладая рук.

После обеда пошел бродить по Мархену. Дым котельных пачкал ясное небо, громады обшарпанных продуктовых складов с гирляндами блестящих сосулек по карнизам напоминали зачарованную цитадель (отчасти так и есть – только благодаря консервирующим чарам припасы хранятся там по многу лет, до нового потепления). Жилые домишки смахивали на старых забулдыг с уголовным прошлым. Остановившись, Стефан вытащил блокнот, записал все эти образы. Он еще отомстит Мархену… По-своему отомстит. Всякий здесь живущий будет стыдиться своего дрянного островка.

Когда начало темнеть, ноги сами принесли его к больнице. Вестибюль набит битком – домочадцы, родственники, девушки и приятели пострадавших в ночном ЧП, ходячие больные в бинтах и застиранных пижамах. Клубы вонючего сизого дыма застят табличку «Не курить». Кто-то в голос причитает, кто-то ругается матом, кто-то неадекватно смеется, дежурная регистраторша за перегородкой, похожей на магазинный прилавок, силится перекричать тех, кто наседает с вопросами и передачами. Стефан попытался на правах вчерашнего пациента просочиться внутрь, но видали здесь таких, и пришлось ему отступить.

Отошел к холодному иссиня-черному окну. Как будто за стеклом кусок того самого космоса, который бороздят корабли жителей Земли Изначальной – параллельного измерения, доступного для контактов только летом, когда открываются порталы. Надо будет непременно побывать на Изначальной. Добиться известности, стать обеспеченным и влиятельным литературным мэтром (времени хватит, вся весна впереди, целых восемь лет!) – и вместе с Эфрой посетить историческую родину человечества, увидеть все тамошние чудеса: океаны, пустыни, компьютеры, невероятные летательные аппараты…

Кто-то пихнул его в бок. Мужчина с рукой на перевязи и женщина с грубоватым лицом кирпичного оттенка беспардонно оттеснили Стефана от окна. У мужчины был суматошный прыгающий тенор с бабьими нотками, у его жены – зычный прокуренный бас. Они костерили врачей и кесу, вслух мечтали: вот бы долгожданный политик догадался привезти на Мархен хотя бы грузовик сахара! Стефану хотелось нахамить им, но он сдерживался. Однозначно ему достанется, он ведь чужак. И Эфра среди них чужая, потому все так и сложилось. Чужаков здесь рвут на части, это проза, а не страсти … Записать. Полез за блокнотом.